хоть словом, Эрвианна молчала, подстраиваясь под его быстрый темп.
Сегодня он был особенно старателен при выборе наряда. Белая рубашка с узкими манжетами, темные штаны, что скрывались под полами синей безрукавки длинной почти до колена. Строгий узор серебряной нитью и серебряные же застежки, что соединялись тонкими цепочками. Что ж, супруг никогда не отставал от столичной моды. Может, Великие смилостивятся над герцогиней де Байе и сегодня его внимание привлечет кто-то из придворных леди. Тогда Эрри смогла бы вздохнуть с облегчением, хоть какое-то время, не заботясь о том, что Тевор может почтить ее вниманием.
И пусть мать уверила ее, что в стенах дворца даже столь импульсивный человек, как граф сен Фольи, не посмеет причинить вред Эрвиане, все же сама она опасалась подобного. За два года она свыклась с мыслью, что сен Фольи может позволить себе что угодно в отношении нее. И поверить в обратное было столь же сложно, как оставаться равнодушной к факту своего появлением перед королевской четой.
Почему-то вспомнился ее первый визит ко двору. Тогда ей едва исполнилось тринадцать. Она была так восторженна и счастлива. Отец днями учил ее танцевать сарву. Сейчас мода на него прошла, считая его слишком целомудренным. Но тогда… Эрвианна словно танцевала среди Великих. В бежевом платье, расшитом золотыми узорами. И именно в тот свой первый визит она познакомилась со своим будущим мужем.
Сейчас, казалось, это было вовсе не с ней. С кем-то другим, наивным и верящим в то, что мир может быть полным доброты и красоты. Мда. Та маленькая девочка давно умерла, а нынешняя Эрвианна напоминала скорее статую над ее могилой.
Да. Для появления при дворе Эрри пришлось вспомнить не только о том, как носить туфли на высоком каблуке. И платье, открывающее декольте и облегающее тело до средины бедер настолько, что даже Эрри было стыдно опускать глаза. Одно радовало, что сия мода расползлась по дворцу, как нашествие саранчи по полям, а потому она не будет выглядеть белой вороной. И все же цвет она выбрала все тот же бежевый. С такой же золотой вышивкой, словно подчеркивая свою невинность и чистоту. Которой уже и в помине не было.
И все же Эрри пришлось вспоминать, как лицемерно улыбаться и смеяться, когда хочется отвесить пощечину и с грохотом хлопнуть за собой дверью. Как лживо вздыхать, сочувствуя горестям людей, которые не понимают даже самого значения слова «горе». Но вспомнить, практикуясь на матери, это одно. Другое дело сейчас выдержать все это, когда каждый будет стараться пустить в ее кровь побольше яда. Причинить как можно больше боли…
Но наиболее сложно, как оказалось, сохранять улыбку на лице прикасаясь к человеку, который тебе омерзителен. И приходилось чуть не на каждом шагу себя одергивать, дабы отвращение неожиданно не проступило, сквозь маску высокомерной леди, радующейся встрече с королем и королевой.
И как бы Эрвианна не убеждала себя в том, что готова снова вернуться в свет, по мере того, как приближался конец коридора, ноги становились тяжелее, а в голове нарастал гул.
Пара