словах. К ним подошел официант, Вивальдо расплатился, и они вышли на улицу.
– Праздник Благодарения на носу, – вдруг произнес Руфус. – Я совсем забыл. – Он рассмеялся. – Скоро Рождество, год кончается… – Не закончив фразы, он поднял глаза и окинул взглядом оцепеневшую от холода улицу.
На углу, под фонарем, звонил по автомату полицейский. На противоположной стороне улицы молодой человек выгуливал собаку. По мере приближения друзей к ночному клубу Бенно музыка становилась все слышней. Крупная некрасивая девушка-негритянка с пакетами в руках и очкастый белый юноша с недовольным лицом бросились навстречу подъезжавшему такси. Желтый огонек погас, дверцы захлопнулись. Такси дернулось с места; когда оно проезжало мимо Руфуса и Вивальдо, свет уличных фонарей вырвал на мгновение из темноты лица молчаливо сидевшей в автомобиле пары.
Обняв Руфуса за плечи, Вивальдо тихонько втолкнул его внутрь бара Бенно.
Бар был переполнен. Кого здесь только не было! Работники рекламы потягивали двойные порции виски или водки со льдом, студенты пили пиво прямо из бутылок, ухватив их влажными скользкими пальцами, одинокие мужчины подпирали стены – ближе к дверям или в углах, бросая жадные взгляды на женщин. Юные студенты, ежеминутно выдавая свою полную неосведомленность в вопросах секса и пребывая из-за этого в отчаянии, делали мучительные попытки привлечь внимание женщин, но привлекали лишь внимание друг друга. Мужчины заказывали напитки для снующих без устали от музыкального автомата к бару подруг, оба пола обменивались улыбками, в равной степени демонстрирующими желание и презрение. Смешанные пары, в которых один партнер был белый, а другой – черный, держались вместе, они нарочито подчеркивали на публике свое единение, что могло и не соответствовать истине. Понять, что к чему, здесь вообще было невозможно; все скрадывал жаргон, своеобразная речь витала в воздухе, не выдавая непосвященным ничьих тайн. Лишь музыкальный автомат отдувался за всех, каждый вечер далеко разнося свои синкопированные любовные мольбы.
Глаза Руфуса с трудом привыкали к электрическому свету, сизому дыму, непрерывному мельтешению. Его не покидало странное чувство, что он видел все это раньше во сне. Из того же сна возвращались к нему лица, жесты, голоса, и, как и положено во сне, никто не обращал на него внимания, никто, казалось, не помнил его. Совсем рядом за столом сидела девушка; помнится, он пару раз переспал с ней, ее звали Белл. Она болтала со своим приятелем Лоренцо. Откидывая назад волосы, она мельком взглянула на Руфуса, но, видимо, не узнала.
Над ухом загремел голос:
– Да никак Руфус! Когда тебя выпустили?
Руфус обернулся и увидел прямо перед собой широко улыбающееся шоколадного цвета лицо с гривой выпрямленных волос, небрежно падавших говорящему на лоб. Лицо Руфус помнил, а вот имя – нет. И отношений, которые связывали его с этим лицом, – тоже. Но все же сказал:
– У меня все отлично. Как ты?
– Помаленьку, дружище, помаленьку. – Глаза парня впивались в него, как пара