принцесса покинула лавку в шесть вечера.
Есть хотелось невероятно, ведь на обед у нее был лишь пирожок, которым угостила госпожа Тулони. Денег не было, а стало быть, и возможности купить что-то по пути. Живот скручивало от голода, думать о том, чтобы искать дерево, подходящее для фальшивого предсказания, не было никаких сил. Решив, что займется этим сразу после ужина, Омарейл поспешила домой.
Даррит где-то пропадал, Лодья тоже еще не вернулся. Приготовив яичницу, принцесса поужинала в одиночестве. Для человека, который всю жизнь провел в полнейшей изоляции, ей на удивление остро не хватало компании. Не во время еды, нет – вообще. Они попали в прошлое, а ей не с кем было разделить невероятность события. Лодья сразу дал понять, что не желает знать ничего о Путешественниках или своем будущем. Даррит же стал еще более замкнутым, чем обычно. Утром он почти не разговаривал, а вечером пришел домой, когда Омарейл уже была в кровати – она не нашла в себе сил в одиночку отправляться на прогулку по вечернему Астрару. Если бы он позвал ее, предложил обсудить, как прошел день, захотел увидеться, то выяснил бы, что перед сном в темноте своей комнаты принцесса плакала от обиды и его безразличия. Но он не постучал, не попытался поговорить, не дал понять, что она все еще важна для него.
Разумеется, внутренний голос Омарейл взывал к совести: Норт попал в год, когда появился на свет, и, возможно, теперь пытался раскрыть самую главную тайну – тайну своего рождения.
Но тот же внутренний голос сухо замечал, что если бы Даррит соизволил обменяться с принцессой хоть парой слов, она узнала бы обо всем наверняка, а так оставалось только строить догадки.
Смакуя мгновения особой жалости к себе, Омарейл мысленно негодовала: она тоже испытала немало потрясений, но не стала вести себя холодно и отстраненно.
Утром принцесса вошла в кухню мрачная, как февральский вечер. Лодья и Норт сидели за столом и оживленно беседовали. Омарейл сдержанно ответила на их приветствие и мученически вздохнула.
– Я налью вам чай, садитесь, – совершенно не глядя на нее, сказал Даррит.
Он был увлечен разговором и не обращал внимания на печальное лицо принцессы. Она сердито поджала губы, но села.
– То есть Турбийон, по сути, один, и он всякий раз возвращается в свое время, – говорил Даррит увлеченно. – Но сейчас их здесь два – один ваш, один наш.
– Именно так, – с улыбкой человека, наслаждающегося беседой, ответил Лодья. – Потому что Путешественники попадают ко мне, в прошлое, из другого времени, не из моего.
Норт запустил руку в волосы, взъерошил их и задумчиво произнес:
– Получается, что для Часовщика проходит не один год, прежде чем он отправляет Путешественника к вам. Он ведет учет? Записывает в блокнот, кого куда отправил?
Налив чай, Даррит подхватил с плиты кусок пирога и поставил все это перед Омарейл. Встретившись с ней взглядом, он чуть улыбнулся – мимолетно, едва заметно, – и она с раздражением поняла, что обида отступает. Тело наполнялось теплом. Она этого не хотела! Она намеревалась высказать Дарриту все, что думала по