Глеб Федорович! Через месяц подгоню в Царицын две нефтеналивные баржи. Готовьте резервуары. Ставьте нефтекачку около причалов Нобеля. Мы ему станем поперек горла. Мы – русские!»
В тот же вечер Глеб Лужнин дал бал.
Присутствовал на балу и вездесущий Николай Баяров, которого Лужнин, взяв под руку, отвел в свой домашний кабинет и сказал:
– Мы тут и без тебя попляшем. Отправляйся по делам. Нужно срочно начать постройку нефтеналивных резервуаров, оборудовать нефтекачку… Но именно неподалеку от нефтекачки Нобеля… Глотку этому шведу хочу заткнуть… Россия – все же Россия для русского промысла!
В фаэтоне, по-пьяному развалясь, с веселой улыбкой напевал Баяров:
Если б милые девицы
Все могли летать, как птицы…
Хоть и был Баяров навеселе, однако не забыл о поручении Лужнина – ускоренно поставить на берегу Волги нефтяные резервуары. В этом деле помогли бы Пуляевы – Петр и Семен. Потому подрядчик и приказал кучеру остановиться около шестиоконного бревенчатого дома.
Долго Баяров стучал в калитку, ворота и ставни, никто не отозвался.
А в тот час в доме Пуляевых произошло такое, чего там и не ожидали.
Прожив в уютных хоромах почти полсотни лет, Семен Пуляев, глава семьи, пасхальной этой ночью внезапно занемог: закружилась голова, и он упал, когда в доме ни сына Петра, ни внука Егорки не было. С трудом, своими силами дополз до кровати. Натужно взобрался, подтягивая к себе подушку за уголок. Отдышался, пробуя поднять голову. Удалось. Значит – анисовки надо! Выпил – полегчало. Выпил еще – и весело стало. Тогда он вынул из тайника все накопленные деньги, упакованные в тысячные пачки сторублевые банковские кредитки. Без труда пересчитал эти желтеющие «катеринки». На семнадцать тысяч было их. Глядеть на деньги ему было очень радостно – и это уж на семьдесят пятом году жизни! Спрятав деньги, погасив лампу, улегся в постель. Захотелось вдруг ему вспомнить свои неблаговидные поступки.
А вспомнить было о чем: на Волгу он пришел, когда строилась железная дорога Царицын – Дон – Калач. Пришел из села Ливенки Орловской губернии, украв там у соседа гармошку. В игре на гармошке не находил себе равных. И нет чтобы шпалы класть, а смог жить от трудов гармошных. Где пьянка-гулянка, там и он. За каждую плясовую – пятак. За песню про Стеньку Разина – десять копеек. Не сразу накопилось десять рублей. Вот тогда-то он и закупил в Царицыне кетовой икры, осетрового балыка на все десять рублей и водки под заклад гармошки. Рискнул. Привез купленое на берег Дона, чему там инженеры несказанно обрадовались. И накинулись тут покупатели. Платили не скупясь, не выторговывая полтинники. Пили. Закусывали. И платили втридорога. Так и пошли дела. А тут еще обнаружился пьянчужка, старый шулер. Играть с ним никто не хотел, а похмеляться у него была большая нужда. Вот он и продал свои секреты за десять дней – за десять похмельных стаканчиков. И то доход. Ливенку продал, купил саратовскую гармошку с серебряными колокольчиками. За песни и плясовые стал брать