лица. Годфри кивнул, надел блестящую касторовую шляпу и вышел вслед за нами на улицу, озаренную солнечными лучами уходящего лета.
По извилистой дорожке мы добрались до кареты, ждавшей нас во главе с кучером по имени Андре. Слышались пронзительные трели птиц и шелест листвы тополей, раскачиваемых ветром из стороны в сторону. По сравнению с лондонской обстановкой, все в этом славном краю казалось уж слишком, чересчур пасторальным – от соломенной крыши коттеджа за нашей спиной (я мельком взглянула на окно Казановы: старый попрошайка прижался к прутьям своей клетки, спасаясь от Люцифера, чей хвост отбрасывал на подоконник пушистую тень) до чудесного вида на поля и солнечный горизонт.
– Вот скажите, – промолвила я, – стоит ли покидать столь живописный край ради какого-то бесполезного расследования гибели никому не известного моряка? Вы хоть представляете, сколько утопленников каждый год находят в Сене?
– Нет, дорогая, – признала Ирен. – А ты?
– Куда мне. Быть может, не один десяток.
– Я бы сказал, не одну сотню, – поправил Годфри, усаживая нас в карету.
– И все они наверняка покоятся в морге, ожидая, что их тела востребуют родственники, – добавила я.
– Нам-то требуется разве что истина, – утешила меня Ирен, когда наша карета загрохотала по изрытой деревенской дороге. – Мы принимаем искреннее участие в судьбе одной из несчастных жертв – что же здесь необычного? Кстати, ты точно не хочешь представиться его родственницей? Подумай, ведь это прекрасный шанс проявить свой актерский талант: убитая горем сестра или кузина изо всех сил сдерживает подступающие к горлу слезы!
– Ирен, прекрати! – взмолилась я. – Боюсь, мне придется сдерживать иную столь же неподобающую реакцию.
Тем временем Годфри выглянул в окно и громко присвистнул.
Даже мне пришлось признать, что Париж удивительно красив под покровом голубого неба, подернутого легкими облачками. Светлый фасад храма Сакре-Кёр высился над окрестностями Монмартра, а чуть дальше полуденную дымку горизонта прорез́али исполинские башни Нотр-Дама.
Под мерное цоканье копыт лошади, что несла нас по выложенной булыжником дороге, мы подъехали к великолепному собору – серой каменной горе под малахитовым куполом, возвышавшейся там, где начинался остров Сите, по форме напоминавший лодку. Кусочек суши, на котором когда-то возник Старый Париж, украшали арки старинных и новых мостов, соединявших берега извилистой Сены.
Свернув на левый берег, лошадь покорно протрусила мимо книжных палаток и вывезла нас на западную оконечность острова, где обнажал свои древние кровавые бастионы Дворец правосудия. Тонкий шпиль часовни Сент-Шапель, вздымавшийся над ним, походил на белое перо, воткнутое в засаленную шляпу. Чуть дальше виднелись верхушки дымоходов Отель-Дьё де Пари, напоминавшие ржавые копья, купающиеся в лучах ласкового утреннего солнца.
Несмотря на греческого вида портик с фронтоном и колоннами, морг представлял