пик, пик, пик!.. – вопит будильник.
Все еще растирая бедро, шлепаю ладонью по кнопке отключения.
Что-то не то, не так.
Ощущение такое, будто кто-то прячется в темноте. Включаю бра. В комнате только я и мой двойник в зеркале.
Пишу короткое письмо Никите, время от времени оглядываясь через плечо.
На пробежку собираюсь, как на войну. Так резко затягиваю шнурки, что один из них остается в руке.
Все произойдет сегодня.
Отец по-прежнему злится на меня, и это как нельзя более кстати.
Когда он уезжает на работу, я собираю вещи в рюкзак. Документы, деньги, кое-что из еды. И пушистые рукавицы, которые купила Никите на Новый год.
Выключаю мобильный – на случай, если отец решит со мной заговорить. Не хочу выдать себя голосом. Потом сама ему напишу, что беспокоиться нечего, я в надежных руках.
На остановку автобуса прихожу за час до отправления. Понимаю, все волнение только у меня в голове. Надо как-то договориться с собой, успокоиться, а не шастать туда-сюда по станции с таким видом, словно я замышляю преступление.
Заскакиваю в автобус одной из первых. Здесь, в тепле, на мягком сиденье, тревога сменяется таким же болезненным восторгом. Я отворачиваюсь к окну, чтобы не притягивать улыбкой косых взглядов.
Я увижу Никиту.
Возможно, не в конце маршрута – хотя все может быть! – но скоро. Я чувствую это.
Автобус выкатывается из города, едет на север, то подныривает под мосты, то кружит по бабочкам развязок. Я знаю, куда еду. Конечный пункт, указанный в билете, – небольшой городок, стоящий особняком на карте. Население – семь тысяч. Флаг, герб. Краеведческий музей. Даже Википедия скромна на его счет.
Мне до этого города – восемь часов езды.
За окном точками мелькают трехэтажные дома, магазинчики и заправки, прерываясь на линии полей. После пары часов езды такой пунктир вгоняет меня в сон, и я погружаюсь в приятное ощущение полузабытья, когда сознание само собой меняет образ мужчины на соседнем кресле на моего Волка. Мы куда-то едем с Никитой на автобусе… Его присутствие рядом греет теплее зимней куртки, наброшенной на плечи. Его спокойствие будоражит. Его молчание рождает между нами десятки параллельных беззвучных разговоров.
Как много можно сказать друг другу просто своим присутствием! Это самый искренний, самый правдивый язык на свете. Нет, самый правдивый – язык наших обнаженных тел. На этом языке каждое «слово» – распахнутые глаза из-за прерванной ласки, склоненная голова, открывающая доступ к шее, прикушенная губа после обжигающего прикосновения кожи к коже – словно исповедь.
Почти приехала. Со мной в автобусе всего пара пассажиров. Я и не заметила, когда исчез мой попутчик.
Совсем скоро я выйду из автобуса, и тогда мне уже будет не до объяснений с отцом. Так что включаю мобильный, чтобы оставить папе послание: попросить не волноваться и не искать меня. Но быстрее, чем я успеваю зайти в меню сообщений, раздается звонок. «Абонент неизвестен», – сообщает надпись на экране. Нажимаю на кнопку вызова и подношу