не вру, инспектор. А ваши брови, кажется, скоро совсем сбегут.
Он невольно завел глаза наверх, пытаясь увидеть собственные брови, но тут же встряхнулся и насупился.
– Хорошо, Сейди, я понимаю, как это все для вас тяжело. Не сомневаюсь, вы пытаетесь спасти репутацию отца. Но его больше нет…
– В том смысле, что он провалился в саркофаге сквозь пол? Он ведь не умер.
Инспектор Уильямс развел руками.
– Сейди, мне очень жаль. Но мы непременно должны выяснить, почему он совершил этот акт… хм…
– Какой еще акт?
Инспектор смущенно прокашлялся.
– Ваш отец уничтожил бесценный музейный экспонат и при этом вольно или невольно убил самого себя. Нам очень важно понять, почему он это сделал.
Я уставилась на него.
– Хотите сказать, что мой отец – террорист? Вы что, спятили?
– Мы обзвонили некоторых знакомых вашего отца. С их слов я понял, что после гибели вашей матери его поведение очень изменилось, сделалось непредсказуемым. Его страсть к работе стала навязчивой, он все больше и больше проводил времени в Египте…
– Так он же египтолог, черт подери! А вам лучше заняться его поисками, а не тратить время на идиотские вопросы!
– Сейди, – сказал инспектор терпеливо, но по его голосу я догадалась, что он уже готов меня придушить. (Странно, почему-то взрослые часто так на меня реагируют.) – В Египте существуют экстремистские группировки, недовольные тем, что многие ценнейшие египетские древности хранятся в зарубежных музеях. Мы не исключаем, что эти люди вышли на вашего отца. Учитывая его состояние, он легко мог подпасть под их влияние. Возможно, он упоминал при вас какие-то имена…
Я метнулась мимо него к окну и прижалась лбом к стеклу. Меня прямо трясло от злости, мысли путались. Я категорически отказывалась верить, что папа погиб. Нет, нет и нет. А что он террорист? Бред. Ну почему все взрослые такие тупые? Вечно твердят «не лги, говори правду», а когда выкладываешь им все начистоту, они отказываются верить. Чего же им тогда надо?
Я мрачно таращилась на улицу. Вдруг покалывание ледяных иголок в затылке сделалось еще сильнее. Я внимательнее пригляделась к сухому дереву, где несколько часов назад встретилась с отцом, и увидела: прямо под ним, едва различимый в тусклом свете уличных фонарей, стоял все тот же приземистый толстяк в длиннополом черном пальто, круглых очках и фетровой шляпе, которого папа называл Амос. Стоял и смотрел прямо на меня.
Вроде бы стоило испугаться, что какой-то незнакомый мужик пялится на меня из темноты, но мне почему-то не было страшно. Он выглядел таким встревоженным… и к тому же до боли знакомым. Я чуть не рехнулась, мучительно пытаясь вспомнить, откуда же я его знаю.
Инспектор за моей спиной прочистил горло.
– Сейди, никто не обвиняет вас в нападении на музей. Мы прекрасно понимаем, что вы оказались там по принуждению.
Я резко повернулась к окну спиной.
– По принуждению? Но я же сама заперла смотрителя в его кабинете.
Брови инспектора снова поползли вверх.
– Даже