и прижал ее к себе в поисках поддержки.
– Химера степенна и очень надменна… – шепнул ему на ухо крошечный зверек.
– …и в настроеньях переменна, – поддержал мальчик.
– Сразу чует, где измена…
– …и колдунья, несомненно…
Гомер так и прыснул со смеху. Поистине, разговаривать с этой Биби оказалось совсем нетрудно!
– Мы у ворот мира наоборот, – продолжил он, увлеченный игрой.
– Тиш-ш-ше! – загремела химера.
Гомер поджал губы и сделал серьезное лицо. Глубоко вдохнув, он почувствовал соленый морской ветер и густые ароматы сладостей, от которых у него слюнки так и потекли.
Химера взяла курс на причал, освещенный гирляндой качавшихся на ветру разноцветных бумажных фонариков, и вскоре пришвартовалась к берегу. Гомер изумленно следил за тем, как несколько маленьких мартышек в тельняшках подскочили, чтобы закрепить лодку. «Что-то мне шепчет, что удивительные приключения еще только начинаются…»
Стоило ему встать на ноги, как морское течение заставило его пошатнуться, так что химере пришлось схватить мальчугана за шиворот и приподнять над своими широкими лапами в лаковых сабо, после чего она без особой нежности переставила его прямо на причал. Гомера тут же окружили возбужденные припрыгивающие мартышки, одна из которых сразу вцепилась в нижний обшлаг его пижамных штанов и потащила к лестнице, выбитой в скале.
Праздничный шум звучал все призывнее по мере того, как он поднимался по сотне ступенек, которые вели от причала на остров.
Наконец взобравшись на вершину с ноющими от усталости икрами и запыхавшись, Гомер так и застыл, разинув рот. Все казалось ему чрезмерно огромным – и шапито, и большое колесо почти касались неба, а цвета, запахи и звуки смешивались в обострявшем чувства изобилии.
Мартышки за рукав потащили Гомера к входу в цирк – это был пестро раскрашенный свод, у которого стоял человек в башмаках на каблучках и рединготе из черного меха, придававшем ему сходство с медведем. Но даже такая впечатляющая стать не шла ни в какое сравнение с тем, что у него… было целых три головы! Громадные, с аккуратно напомаженными шевелюрами, они встрепенулись, закачались на шеях, и три пары глаз уставились на Гомера. Он растерялся, не зная, на какую голову смотреть. Перед ним был сам цербер – такой, каким задумывал его отец: мифологического пса о трех головах каприз воображения Давида Пима преобразил в трехглавого человека с повадками элегантного медведя, которому впору танцевать танго. – Билет! – приказала средняя голова.
Громкий баритон испугал Гомера. Он ведь совершенно не понимал, о чем вообще речь.
– Будьте любезны, ваш входной билет! – повторила голова слева.
– Но… у меня нет… – залепетал Гомер.
– Ну конечно же есть, раз вы уже здесь! – прорычала третья.
– В кармане твоей пижамы – вот где билет этот самый, – шепнула песчанка.
Мальчик торопливо пошарил в карманах. Обрывок кинопленки! Дрожащей рукой он протянул его напомаженному Церберу,