мой дядя, киевский князь Мстислав, упокой его Господи.
Лупо опять не удивился.
– Значит, де Шатильон украл его.
Борис рассказал, как пропал перстень.
– Это очень похоже на де Шатильона, – сказал Лупо. – Наверняка он пьяный залез по ошибке в чужой шатер и нашел там перстень, а когда протрезвел, не смог вспомнить, откуда у него взялась эта вещица. Рено, наверное, думает, что отобрал перстень у кого-то из греков, иначе не стал бы им хвастаться.
– Как бы мне вернуть свою вещь, не поднимая шума?
– Я над этим подумаю, – пообещал Лупо.
– Перстень дорог мне, как память о дяде, – добавил Борис. – Князь Мстислав заменил мне отца – венгерского короля Кальмана.
Лупо кивнул.
– Я заметил черты семейного сходства у мессира Конрада и короля Гёзы.
– А вот король и королева так и не вспомнили, на кого я похож.
– В этом нет ничего странного, – ухмыльнулся шут. – Мессир Конрад – видный мужчина, а король Гёза – хилый юнец. Удивительно, как удалось этому заморышу сделать сына? Впрочем, в постели с такой красоткой, как венгерская королева, появятся силы даже у обездвиженного калеки.
– С венгерской королевой я тоже в родстве, – сообщил Борис. – Она младшая дочь того самого князя Мстислава, чей перстень украл у меня Рено.
– Значит, я не обманулся в своих предположениях, и в жилах мессира Конрада течет самая что ни на есть благородная кровь.
– Еще шестнадцать лет тому назад венгерским королем должен был стать по праву я, а не Бела Слепец.
Борис рассказал все, что знал от матери, Матвея Угрина и прочих людей, о своем отце, короле Кальмане, а потом поведал о том, почему он, будучи законным сыном короля, стал скитальцем. Лупо слушал с большим вниманием.
– Не могу понять, за что отец возненавидел матушку? – сказал Борис в заключение.
– Он ведь, прошу прощения, был калекой? – спросил шут после недолгого молчания.
– Да.
– Увечные мужчины часто бывают женоненавистниками.
Борис тут же вспомнил, что о ненависти его отца к женщинам говорил и покойный Угрин. А галицкий князь как-то поведал историю, случившуюся еще при его отце, князе Володаре Ростиславовиче. Кальман тогда осадил Перемышль, и к нему на переговоры вышла мать Володаря. Будучи дочерью венгерского короля Эндре I, старая княгиня надеялась, что Кальман примет ее по-родственному. Однако король не только отказался выслушать старуху, а унизил ее, пнув ногой со словами:
– Недостойно храброму королю иметь дела с женщинами!
Тяжело вздохнув, Борис опять заговорил:
– Отец и первую свою жену мучил. Моя единокровная сестра, галицкая княгиня, говорила, что ее мать боялась мужа, как огня. И по словам Угрина, королева Филиция умерла рано, не выдержав постоянного страха.
– Представляю, каково жилось матери мессира Конрада, – посочувствовал Лупо.
Борис печально покачал головой.
– Матушка ни одного плохого слова не сказала о моем отце.