лёг на живот и принялся медленно сползать вниз. Чьи-то руки легко подхватили его:
– О, малыш! Да ты никак сбегаешь от строгого воспитателя?
Мальчик ни слова не понял из того, что говорили женщины, но глядел на фрейлин королевы широко распахнутыми глазами. Они казались ему волшебными красавицами, блистающими нарядами и драгоценностями. Женщины склонялись над ним, теребили его, щипали за щёчки, а одна, наклонившись совсем близко, обдала запахом духов и крепко поцеловала в губы. Мальчик испуганно отпрянул от фрейлины, а та весело рассмеялась:
– О, какой он сладкий!
И тут же её подруги накинулись на Мухаммада, поочередно тиская и целуя его.
– Он похож на отца, этого татарского принца, – кричала юная полька. – В его красоте есть что-то дикое и возбуждающее!
Мальчик пытался вырваться из бесстыдных объятий, сопротивлялся, пыхтел, но не в силах был преодолеть плен женских рук. Теперь эти дамы, прежде казавшиеся феями, превратились в ведьм, желавших выпить из него кровь. Не в силах преодолеть их натиск, Мухаммад отскочил к стене и выхватил маленькую сабельку.
– Молодец, сын! – Голос отца, раздавшийся внезапно, остановил женщин и заставил Мухаммада ещё крепче сжать рукоять оружия.
Джеляльуддин возник из темноты, с презрением взглянул на фрейлин, сгрудившихся около мальчика.
– В этой проклятой стране женщины не знают своего места. Они дерзки и развратны, и приучить к порядку их может только плеть!
Фрейлины молчали, смех покинул их уста. Они не понимали речей ордынского царевича, но его почерневшие от жгучей ярости глаза говорили о многом. Одна за другой они отступили в тень деревьев и исчезли в темноте сада. Солтан взял за руку сына, сказал строго:
– Пойдём, Мухаммад, найдём твоего аталыка и узнаем, как ты мог оказаться в саду?
Мальчик испугался за себя и своего воспитателя; отец в наказаниях бывал строг и даже жесток. Мухаммад хотел заплакать, но вспомнил, что слёзы ещё больше сердили отца. Он засопел и всю дорогу шёл, едва поднимая ноги и думая, как он ненавидит этот замок, и как хочет вернуться в Сарай ал-Джадид к могущественному повелителю Тохтамышу, который для него был просто любящим дедом.
Глава 5
В комнатах стоял холод, несмотря на большие жаровни с углями, расставленными повсюду. Посол великого эмира Тимура знаменитый своим красноречием Шамеаддин Алмалыкский выводил калямом будущую речь на приёме у ордынского хана Тохтамыша. Речь не писалась, слова казались корявыми и неубедительными, застывали чернила, и Шамеаддин грел перо своим дыханием. Такого жуткого холода не бывало в благословенном Самарканде, да и в Сарае не помнили столь лютых морозов. Наконец, посол сдался, откинул прочь калям, плотно закутался в меховую шубу и прошёлся по комнате, разминая ноги. Он напряжённо думал о завтрашней встрече с Тохтамышем. Он жаждал этой встречи, ибо готовился к ней долгие месяцы, но и опасался её