рукой. Один из парней вырвал гитару из рук Анфисы, и она пронзительно закричала, к ней присоединилась Галия.
И в этот момент Рифката ударили по лицу. У него всё вспыхнуло перед глазами, в воздухе закружились огненные бабочки. Он покачнулся, но не упал. Его ударили ещё и ещё. «Не падать! Не падать!»– повторял он про себя. Кто-то направил в глаза фонарик. «Сейчас опять ударят», – подумал Рифкат, но вдруг увидел подъезжавшую милицейскую машину.
– Бандиты! – произнёс он и сплюнул кровь…
И вот теперь он в постели. Всё внутри кипит от злости, что поддался тем парням. Мама, конечно, всё поняла, но притворяется: «Отдохни, отдохни, сынок, не волнуйся», – и ставит перед ним чай. Рифкат делает вид, что всё нормально, пытается улыбнуться матери и плотно сжимает от боли зубы.
Вдруг невыносимо начинает болеть голова. Как будто кто-то в мозг вбивает гвоздь, и с каждым ударом он входит всё глубже и глубже. «Тук-тук, тук-тук», – стучит молоток.
– Сейчас, сейчас, – говорит мама.
Только почему она говорит по-русски?
Когда этот проклятый гвоздь в голове начал медленно растворяться и потом исчез совсем, Рифкат открыл глаза. Перед ним, ободряюще улыбаясь, стояла врач.
– Что, дружок, спишь или просто задумался? – спросила она.
Рифкат хотел что-то ответить, но губы не слушались его. Врач, как будто угадав его состояние, кивнула и влажной марлей смочила его засохшие губы, а потом положила прохладную тряпицу на лоб.
– Задумался… – Рифкат удивился, что слова его еле слышны.
– Старайся много не думать. Голове твоей нужен отдых и покой. Гляди в потолок и лежи себе тихо, – пробормотала врач, осматривая его голову.
– Мысли… сами… – Рифкату было трудно договаривать фразу до конца, но они, чувствует он, понимают его.
– Ладно, ладно, тогда старайся подумать о чём-нибудь хорошем.
Чтобы доставить врачу удовольствие, он довольно долго лежал глядя в потолок, но хорошими его мысли назвать нельзя. «Раз уж вызвали хирурга из окружного госпиталя – значит, дела мои не самые лучшие».
– Готовьте к операции, – услышал он голос врача из округа.
Прежде укола боялся, а теперь вот операция. И что резать, это ведь голова! Хотя и правая рука не в порядке, – это он уже понял. У отца тоже нет пальцев. На шахте оторвало. Как же он будет играть на гитаре?
От брызнувшей в мозг боли Рифкат заскрипел зубами, его лицо исказилось гримасой.
– Болит, сынок, может, ещё укол сделать?
Услышав голос врача, он снова вспомнил мать.
– Не надо… До операции… – Его речь была прерывистой. – Маме не пишите… Пусть не знает… Где Ильдус?
– Кто?
– Ильдус.
– Кажется, он приходил, земляк твой. Ждал-ждал, не пустили, он ушёл.
– Пустите его.
– Так ведь к тебе столько приходили… Как сказали, что Миргазизову нужна кровь, всем полком налетели. Одиннадцать человек отобрали – у кого группа крови совпадает. Сейчас ещё под дверью шумят, зайти просятся.
– Пустите их, – тихо