и осознавал. Чувства обострились, и он замечал каждую мелочь и понимал всё с полуслова.
– Помню, конечно… – Чтоб не обидеть друга, он сделал вид, будто ничего не произошло.
– Я ж тебе не сказал! – загорелся Ильдус. – Позавчера письмо получил из дома: Саня в училище поступил. В морское. В Астрахани его не приняли, а в Одессе приняли! Говорит, по городу в морской форме щеголяет!
– Саша молодец. Такой и адмиралом станет… – забыл Рифкат про боль.
– У него же перелом позвоночника! – не мог успокоиться Ильдус. – Ау тебя что? Только рука да голова.
– Пустяки, – согласился Рифкат. Хоть он и лежит без движения, но чувствует, что в теле бурлит накопленная сила. Как только в ране возникает боль, так все его мышцы натягиваются, как тетива лука. Вот только с правой рукой и головой плохо. Рука ещё куда ни шло – временами ничем не напоминает о себе. А боль в голове не уходит ни на мгновение, только после укола чуть притихнет, как если бы под дождём остывало горящее полено, а потом снова займётся пламенем. Непогасимый огненный вихрь забрался в черепную коробку и неистовствует там, испепеляя мозг. В отчаянии ему показалось, что этот огонь будет полыхать вечно, и боль эта никогда не прекратится. Стараясь заглушить её хоть чем-то, он стал напевать про себя:
Быть солдатом совсем нетрудно,
Если милая будет ждать…
Он видел, что Ильдус растерянно повернул голову к врачу, наверное, решив, что друг его бредит. Женщина в белом халате успокаивающе подняла руку: не беспокойся, всё нормально.
– Сейчас сделаем переливание крови, – убеждал её мягкий голос, – скоро будет лучше.
– А у меня кровь не взяли, – вспомнил и повернулся к Рифкату Ильдус. – Как это, я им говорю, может не совпасть группа? С детства дружим, учились в одном классе, служим теперь вместе, и оба мы татары – да всё у нас одинаковое! Значит, и кровь должна быть одной!
Рифкат не стал поддерживать разговор. Друзья, эта палата, письма домой, слова, что ему говорили, – всё стало безразличным. Он даже не заметил, как, подчиняясь жесту врача, из палаты вышел Ильдус. Рифкат был уже далеко-далеко, шагал, раздвигая ногами сочную зелёную траву, и перед глазами возник бесконечный луг, тянувшийся от Камы до самой дедушкиной деревни.
Каждое лето, как только заканчивался учебный год, Рифкат правдами и неправдами перебирался в Ильметь. И в первый же день приезда тащил деда на луг или в лес.
– Потерпи, сынок, терпеливый достигнет цели. Отдохни с дороги. – Харис-бабай отбивает косу на наковаленке, и хоть весь год живёт ожиданием приезда внука, старается не показывать свою радость. – В деревне не любят бездельников, это не то что у вас в городе, по паркам прогуливаться. Вот мы с тобой заодно и сена накосим…
В последний приезд к деду деревня показалось Рифкату особенно дорогой. Может, потому, что скоро в армию и пора прощаться с родной стороной, он стал слишком впечатлительным?
Пока дед налаживал косу, Рифкат успел сходить на речку.