детской сексуальности. В момент же их повторного получения из рук реального отца они проходят как бы верификацию, удостоверяются, становясь тем, что будет предопределять образ желания субъекта, начиная с момента его вторичной генитализации (взросления) и до конца.
Здесь прекрасно видно, что эта похеривающая субъекта черта есть не что иное, как господское означающее (S1), о котором мы только что говорили в его связи с означающим малым а. Это господское означающее, удостоверяемое тем самым означающим Имен-Отца, о которых Лакан так и не договорил.
Эта черта, этот не принадлежащий субъекту, вынесенный вовне, но и неотделимый от него орган будет причиной всех тех торможений, смятения, смущения и неспособности, которые и позволяют определить субъекта как того, кто в наслаждении урезан, доступа к непосредственному наслаждению радикально лишен. Фаллос призван к тому, чтобы, останавливая субъекта на пороге действия, каждый раз заставлять его сверяться с координатами на карте означающих отцовского Я-Идеала. Тот, кто может находиться на высоте Я-Идеала, никогда не позволит себе лишнего, того, что отцовскому способу обращения с органом и извлечения прибавочного наслаждения противоречило бы. Конечно, прежде всего это касается субъекта мужского, отмеченного большей или меньшей генитальностью. К примеру, такой мужчина может испытывать существенные колебания и даже невозможность в том, что касается придания огласке своего действительного мнения о происходящем, сколь бы неприятным и скандальным оно ему ни показалось. Плюнуть собеседнику в лицо, топнуть ногой, громко хлопнуть дверью, пустить в ход оскорбления – это то, чего, по мнению реального отца, «не надо бы». Он будет стараться соблюсти дипломатическую выдержку до последнего и т. д. Несомненно, что это тяжкое бремя, которое ни одному субъекту не оказывается по силам, почему, кстати, мы и не можем говорить о полной и завершенной генитальности. Однако этот же ненавистный довесок является тем единственным, что только и может дать опору субъектному желанию, ведь вне рамок и ограничений оно образоваться не может.
Когда мы говорим о фаллическом означающем, которое в виде баррирующей субъекта (S) черты, вносит в его жизнь раскол и смятение, мы имеем дело, по сути, с тем же самым господствующим означающим S1. Как хорошо видно из схематической записи дискурса, они всегда пространственно разнесены и занимают в четверичной дискурсивной структуре различные места. При этом у нас на рассмотрении остается как будто только одно означающее – S2. Куда же тогда делось четвертое? Оно скрадывается тем, что, располагаясь прямо перед глазами, на поверхности, на самом видном месте, оказывается совершенно неразличимым. Так происходит в силу специфической слепоты, столь свойственной скопическому влечению, когда объект, оказываясь в самом центре внимания, тем не менее попадает в слепую зону. Точнее, он не обнаруживает себя слепым пятном на общем