что предыдущие наработки кажутся нам детскими и слишком любительскими.
Макс – наша движущая сила. Он сидит у меня дома гораздо дольше, чем мои родители готовы его терпеть, потому что, хотя он компьютерный гений, его компьютер – никчемный кусок железа, который отключается, стоит лишь прошептать в метре от него слово «графика».
Шелби отвечает за сюжет.
– Кажется, я поняла, в чем проблема, – говорит она сегодня днем. Мы слышим это каждый раз, когда собираемся поработать над игрой. – По-моему, не надо давать персонажу столько встроенного оружия. А то каждая битва превращается в огромное кровавое месиво, скукота полная.
– С каких пор кровавое месиво – это скукота? – недоумевает Макс. – Я лично его обожаю.
Шелби с мольбой смотрит на меня в поисках поддержки, но увы.
– Если честно, мне оно тоже нравится. Наверное, дело в том, что мы мальчики, – говорю я.
Она испепеляет меня взглядом и швыряет мне несколько страниц переработанных описаний персонажей.
– Просто нарисуй их и дай им доспехи попрочнее, чтобы не каждый удар был смертельным. Особенно позаботься о Заргоне, у меня на него большие планы.
Я раскрываю свой блокнот.
– Разве мы не обещали друг другу, что немедленно прекратим, если начнем разговаривать как чокнутые геймеры? По-моему, наша беседа – прямое доказательство того, что этот момент настал.
– Я тебя умоляю! Момент настал еще год назад, – возражает Шелби. – Если ты настолько недоразвитый, что тебя волнует, как нас называют всякие идиоты, мы всегда можем найти другого художника.
Шелби всегда говорит то, что думает; меня это привлекает. Нет, между нами не было и не будет ничего такого. Этот поезд даже не ушел, а сошел с рельсов, не отъезжая от вокзала. Мы чрезмерно друг друга ценим, чтобы начинать что-то плести. К тому же дружба дает нам троим некоторые преимущества. Например, мы с Максом можем расспросить Шелби о девочках, которые нам нравятся, или рассказать что-нибудь про парней, которые нравятся ей. Эта схема работает слишком слаженно, чтобы что-то менять.
– Слушай, – продолжает Шелби, – это же не дело всей нашей жизни, а просто развлечение. Несколько дней в месяц можно себе позволить расслабиться. Не могу сказать, чтобы это как-то мешало мне жить.
– Да, – встревает Макс, – потому что тебе мешает жить множество других вещей.
Она толкает его так сильно, что беспроводная мышь вылетает у него из рук и летит через всю комнату.
– Эй! – возмущаюсь я. – Если вы что-нибудь сломаете, родители заставят меня за это платить. Они зациклены на ответственности за свои поступки.
Шелби бросает на меня холодный, почти злой взгляд:
– Что-то не вижу, чтобы ты рисовал.
– Может, я просто жду порыва вдохновения. – И все же, не дожидаясь, пока меня посетит муза, я делаю глубокий вздох и вчитываюсь в описания персонажей. Потом перевожу взгляд на пустой лист блокнота.
Мои занятия живописью начались с того, что я не