Адам Сильвера

Скорее счастлив, чем нет


Скачать книгу

туда набросали.

      Отсюда видно второй двор, средний из наших трех. Темно-бурые столы для пикника, площадку, где мы когда-то играли в «Не наступай на зеленое». С третьего двора мчится Дэйв Толстый. Он запыхался и тормозит.

      Нолан валит его – один есть.

      Томас туда даже не смотрит.

      – Ничего у вас тут сокровищница, – бросает он, наклоняясь и поднимая сломанный йо-йо. Потом пытается раскрутить, но диски срываются с нитки и врезаются в безголовую куклу Барби. – Давно вы с Женевьев встречаетесь?

      – Год с лишним. – Я подбираю джойстик от «нинтендо», раскручиваю провод над головой, как лассо, и кидаю находку обратно на щебень. – Мне с ней безумно повезло. Она прощает меня, даже когда я не достоин прощения.

      – Ты изменял? – деловито интересуется Томас. – Как только я начал пялиться на других девчонок, сразу понял, что чувства к Саре проходят.

      – Не изменял. Умер мой отец. Ну, наложил на себя руки, и я долго не мог оправиться. – Я редко поднимаю эту тему. Иногда сам не хочу, иногда друзья не желают влезать в беседы про смерть и горе.

      – Соболезную. – Томас садится на крышу и принимается разглядывать пустые бутылки. Не слишком занимательная находка, но, наверно, ему просто неловко смотреть мне в глаза. – Но почему Женевьев должна была тебя бросить?

      – Я еще не все рассказал. – Глаза сами находят изгиб шрама на запястье.

      – Кто ты такой? – спрашивает Томас.

      – Чего?

      – Расскажи, кто ты такой. Не прячься. Я никому не выдам твоих тайн.

      – Ты же только вчера сдал своих друзей, чтобы понравиться моим.

      – Эти мне не друзья, – отвечает Томас.

      Я сажусь напротив. Не давая себе времени передумать, вытягиваю руку ладонью вверх, чтобы было видно шрам-улыбку – как эти слова вообще сочетаются? Вверх ногами кажется, что смайлик хмурится. Но вот Томас садится рядом, наклоняется и обхватывает мою руку своей. Подносит к глазам и напряженно изучает.

      – Ничего гейского, но… – поднимает он взгляд. – Слушай, он на улыбку похож. Прямо смайлик без глаз.

      – Ага, я тоже каждый раз об этом думаю.

      Он кивает.

      – Я постоянно винил себя, что я плохой сын. Мама все повторяла, что он это сделал, потому что был несчастлив, и я решил, что мертвым тоже стану счастливее… – Я веду вдоль шрама ногтем: слева направо, справа налево. – Наверно, это был крик о помощи. Я не хотел чувствовать того, что чувствовал.

      Томас тоже проводит рукой вдоль шрама и пару раз тыкает пальцем мне в запястье. Его пальцы все перепачканы: сначала он трогал йо-йо, потом копался во всяком другом хламе. Я вдруг понимаю: он поставил над шрамом два темных отпечатка пальцев, и получились глаза.

      – Классно, что ты этого не сделал, – говорит он. – Жалко было бы…

      Он хочет, чтобы я существовал и дальше. Теперь я тоже этого хочу.

      Я высвобождаю ладонь и кладу руки на колени.

      – Твоя очередь. Кто ты такой?

      Его брови сходятся домиком, как будто он раздумывает – кто же он может быть? Не дождавшись ответа, я уточняю:

      – Мы