мол, не верьте. Он с лёгким презрением, наконец, посмотрел на своего вынужденного, временного шефа, Тимофея Юрьевича (сокращённо ТимЮр), со звучной фамилией Урбанов. Взглянул в его водянистые глаза с неприязнью, но без ненависти.
Ненависть – это сильное чувство. Даже за все свои унижения в этом мрачном заведении Марат такого чувства не испытывал. Тщедушный мужичок шестидесяти с лишним лет, метр шестьдесят со шляпкой, ТимЮр был, по рассказам штатных сотрудников, сам когда-то пухлым розовым юношей с горящим взором. Во студенчестве смело мечтал о воплощении своих грандиозных архитектурных проектов: стадионов для массовых зрелищ и ПКиО13 с гипсовыми уродами советского периода, но положил в итоге на всё своё буйное архитектурное вдохновение тяжёлой могильной плитой – типичные хрущёвские пятиэтажки, их панельные, промерзающие насквозь питерские вариации.
Перейдя на руководящую работу, ТимЮр достиг своих предельных карьерных высот. Теперь жалкий чиновник был способен лишь исправно нумеровать, раскладывать по стеллажам и полкам бездонного архива документы о великолепных дореволюционных достижениях петербуржских зодчих. Неприступное, недоступное архивное кладбище приходилось каждый год перед очередной комиссией из Главка перенумеровывать, перепрятывать по подвалам заведения с каждым новым директором и забываться в тихом щенячьем восторге преисполненного долга до новых распоряжений Сверху.
Лет двадцать как в хозяйстве Урбанова было всё учтено и заинвентаризировано. Всё, до единого фронтончика Питера, до единой кариатидки. Но каждый год усердный чиновник ТимЮр, под новыми и новыми прозвищами: Лысан, Утюг, Фикус и тому подобное, от новых и новых мелких служащих терпеливо проводил очередной грандиозный переучет своего архивного хозяйства, с непроходящей энергией советского исполнительного неврастеника.
Марат с отвращением наслаждался позорным видом самодовольства на фальшивой маске озабоченности архивной крысы, однако успел вовремя перегримасничать, угодливо улыбнуться под суровым взглядом мелкого начальства.
Лысый вывалил на стол содержимое чёрного пакета.
– Порнография! – выкрикнул он фальцетом.
– Где?! – Марат привстал, нервно передёрнулся от испуга. Взглянул на россыпь фотографий на протёртом сукне столешницы и вздохнул с облегчением, убедился, что с похмелья ничего не перепутал, всё точно и по адресу доставил: архитектуру – Фикусу ТимЮру, криминал – «следаку» Марягину, порнографию – тайным заказчикам. Марат отвалился к спинке дивана расслабился на колких пружинах.
– Фу-у-у, клин, напугали. Нельзя же так, господин Урбанов, нервировать творцов. Ну, да, лёгкий недодёр случился. Не вытянул по свету. Вы ведь просроченную бумагу дали. Вот серость в ответ и получили. А плёнка? Срок годности вашей архивной плёнки закончился с холостым выстрелом «Авроры» в семнадцатом году! Серебро на фиксы растащили крысы. Да и темно, серо в Питере постоянно, вы же знаете. Даже в белые ночи. Как же с такими единицами