хочешь жить, мальчик?
Плеть в руке Гиринга заносится над ним, но он не чувствует удара. Только кивай головой Себ, только кивай головой. Рейхсмаршал смотрит на него черными глазами и безумно хохочет, а там, справа от него, они мучают Эл. Себ переводит взгляд на Гиринга, – по лицу министра потоком бежит кровь, марая парадный, белый мундир.
Его любимый, такой никто еще не носил!
Женщина опускается на колени перед маленьким Херманном, ласково гладит его по волосам.
Мой дорогой сын станет великим человеком. Или великим и добрым, или великим и злым.
Гиббельс склоняется над обнаженной Элис. Его Элис!
Эдвард тянет к ней руку, но горло ссохлось от жажды, язык отказывается ему служить.
Хрип-хрип-хрип…
Ты хочешь жить, мальчик?
Концом свернутой плети Гиринг приподнимает за подбородок голову Себастьяна Трюдо.
У тебя кровь, что случилось?
Эдвард прикасается к разбитым вискам. Слишком много крови! Она бежит красной волной на его руки, на холодный ночной песок… яркий прожектор бьет потоком света ему в глаза. Справа от него в голодном безумии трясется овчарка.
Что ты хочешь, мальчик?
Он хочет, чтобы Эл отпустили.
Ответ неверный, Эдвард Милн. Скажи мне лучше, а она тебя хочет? Светлые волосы Ханны Ланг выглядят совсем белыми в свете лагерного прожектора. Она смеется, глядя на Кельнера и на его потрескавшиеся от жажды губы.
«Я боюсь, Харри! Ты хочешь воды?Ты должен быть дома!».
Ланг склонилась над ним, закрывая обзор.
– Ты хочешь воды?
Кельнер рывком садится в постели, одним резким движением прижимая Ханну за горло к белой простыни. Она хрипит, бьется в испуге, и он ее отпускает.
– Харри, что с тобой?!
Ее глаза блестят, она ничего не понимает, только пугается, и молча наблюдает за тем, как он быстро поднимается с постели, натягивает брюки и рубашку, поднимает с пола пиджак, пальто, ботинки. Хлопок по карманам, кивок светлой головы и, несколько секунд спустя, – шум отъезжающей от дома машины.
***
– Автомобиль фрау обнаружили недалеко от нашей больницы. Мы предполагаем, что часть пути она смогла проехать самостоятельно, но когда фрау Кельнер стало совсем плохо, и она уже потеряла сознание, ее заметил мужчина. Он и привез вашу жену к нам. Сейчас она вне опасности, но, к нашему огромному сожалению, ребенка спасти не удалось. Просто удивительно, как она смогла сама…
Харри Кельнер с трудом понимал слова врача. На дорогу от дома Ханны Ланг до Груневальда у него ушло два часа и сорок пять минут. На пять минут меньше, чем в прошлый раз. И точно так же, как в прошлый раз, гостиная в доме Кельнеров оказалась пустой, – только на блестящем столике у двери лежала записка от Кайлы: «Фрау Агна в «Шарите», я еду туда». Написано торопливо, с ошибками. Заводя «Мерседес», Милн посмеялся над собственной педантичностью: даже сейчас его наблюдательность, заточенная годами разведки, продолжает верно служить