прочь, напитывая посредников мощью и подкупая эту непостоянную особу – искусницу, колдовскую силу. Последние минуты вообще слились для него в пропитанную наведенными чувствами бесконечность. Он хорошо это запомнил. Разделяя свои и чужие эмоции, он страдал от оглушительной, раздирающей голову боли, пока, наконец, не начала работать защита. Чувства обострились и словно вслушиваясь в них в интимной обстановке, из отравленного семени зарождалось самоосуждение, уныние, жалость к себе и гордыня – магический танец порочащих душу фурий для той, что не сможет перед ними устоять, стоит лишь показать на их первопричину осуждающим перстом.
– Пожалуй, это идеальный коктейль для дамы, что скажешь?.. Такой изысканной и искушающей, что впору заколоть как бабочку и любоваться вечно! Ну же, друг мой Антонио, не будь таким угрюмым, момент нашего триумфа близок! И ты так кстати приложишь к этому руку…
Но мужчина, что точно мраморная статуя, будто из числа тех, что хороводами толпились на карнизах Луврского дворца, стоял чуть поодаль, внимательно наблюдая за его «работой». Сложив руки в замок за спиной, направив в нагромождение переливающихся реторт пристальный взгляд пронзительных серых глаз, вполне возможно, что размышлял он о том, как время меняет людей. Как правящие этим миром силы, найдя ядро греха, искусно вертят податливой плотью, чтобы сотворить из нее нечто, совершенно противное истинному, первоначальному плану ее создателя. Впрочем… не так уж все и изменилось. Он по прежнему обречен на сизифов труд в несении божьей воли в души падших, ступая по битому стеклу чаяний и надежд, этот мальчишка перед ним – призван гнаться за опасной мудростью и безбожными авантюрами, пытаясь превзойти тех, кто сильнее него путями более окольными, чем честный труд. Друг позади него… был обречен вечность гнаться за призраками прошлого, творя големов давно ушедших дней из золы, что осталась от им же разожженных костров, пусть рука, что подавала факел, и принадлежала другому. Пожалуй, да… люди все-таки не меняются. Меняются только масштабы их желаний и разрушительность последствий.
Летто часто задумывался о том, что же его раз за разом останавливало на самом рубеже грехопадения. Исключительная вера, инстинкт самосохранения, преданность близким людям? Сложно сказать. Сложно даже подумать. По крайне мере, Антонио старался именно не думать. Усилием воли. За его спиной уже давно мельтешили пепельные крылья, но чаша весов отнюдь не достигла крайней точки, продолжая качаться из стороны в сторону, словно его метания были кому-то нужны. Да какой там «словно», конечно, были нужны. Несмотря на свои поистине дьявольские познания, инквизитор никогда не совершал магические ритуалы, никогда не вредил человеческой душе, его руки были замараны иным. И это не мешало ему с интересом следить за уверенным действом творящегося колдовства, что должно было помочь ему совершить очередной шаг на пути к цели. Зачем он пробрался в самое сердце этой обители зла, именуемой Лувром, спросите вы? По какой