солнце из-за горизонта… Я хочу посмотреть ему в лицо.
Декабрь уже перевалил за свою половину… начинало стремительно холодать. Хрустальная свежесть предрассветного воздуха приятно проветривала застоявшиеся легкие, а обожженная кожа быстро занемела, притупив боль. На грани голодного обморока болевые ощущения усиливались, низводя тело на уровень почти человеческой чувствительности. Только вот на солнце она все равно сгорит. Пусть так… ее все равно успеют затащить в дом раньше, чем последние волосы догорят на ее голове. Но попытаться все равно стоило… Пятна перед глазами постепенно начинали рассеиваться, перед собой она различала мутные очертания дороги и предметов во дворе. Зверь похрапывал подле нее, не ускоряя шага, служа ей верной опорой, чувствуя ее слабость и волнение. В такие моменты хотелось только зарыться в эту меховую громаду… зарыться и забыть обо всем. Прокопаться через шерсть и плоть к горячему сердцу, докричаться до того, кто все еще должен был обитать там.
Неужели… он бросит ее так одну… Оставив на попечение зверинца, который сам же поклялся истребить. Будто в намек… что раз сама она зверь, то большего и не достойна.
Настороженное сопение слева дало понять, что небо светлеет. Дрогнули колени, пересохло во рту. Но она постаралась отринуть посторонние мысли. Осталась только иррациональная вера в неизвестный итог. Даже с новой силой накатившая тошнота не остановила ее решимости довести дело до конца. Предрассветные сумерки… как и перед самым закатом – это было время, когда соприкасались миры. Когда духи сквозь стелющуюся по земле дымку могут выходить в мир живых, а живые пересекать доселе недоступную им грань. Когда можно коснуться чего-то… что находится за пределами досягания органов чувств. Даже таких острых, как у нее… Сейчас, особенно сейчас, ей нужно было верить хоть во что-то кроме себя одной.
Кожей она почувствовала, как воздух нагрелся. Либо же это ее обожженная кожа так ощущала явление солнца. Постепенно жар нарастал, а глаза различали, как светлеет на горизонте небо. Зверь рядом с ней предостерегающе зарычал.
– Что будет, если я загляну за грань… – спросила у него Беатрис, ласково потрепав рукой встопорщенную шерсть на загривке, – Увижу ли я тебя… даже если это будет последним, что я увижу. Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне. Я… – резкий порыв холодного ветра дунул в лицо, проясняя взор, заставляя забрать полную грудь воздуха, – ведь так люблю тебя.
Толчок в грудь повалил ее спиной на землю. Огромная тень закрыла собой небо, заставив ее сжаться от неожиданности. Он бы не напал на нее… нет… этого не может быть.
Она зарычала, когда первый луч солнца показался из-за кромки редких деревьев на горизонте. Руки дернулись в рефлекторном порыве закрыть лицо, но вместо этого она открыла глаза. Прямо напротив которых пыша жаром дыхания ей в лицо глубокой зеленью поросших ряской болот смотрел на нее Айзек. Глазами… в которых на ту минуту, что, не моргая она смотрела