практической задачи, – сказала она, просовывая руку под локоть сына, тем самым вынуждая его пойти с ней к главным покоям короля. – Я не виновата в своих приступах изобретательности.
Принц остановился, удивленный, и повернулся к матери.
– Хочешь сказать, что у тебя есть желание заниматься чем-либо?
Фирузе скорчила гримасу.
– Не будь нарочито глупым. Ты знаешь, что я имею в виду.
Когда-то Камран считал, что во всем мире нет женщины, равной его матери – ни по красоте, ни по элегантности, ни по уму. Тогда он не знал, насколько важно обладать еще и сердцем.
– Нет, – возразил он. – Боюсь, я не имею ни малейшего представления.
Фирузе театрально вздохнула и отстранилась от сына, поскольку в этот самый миг они вошли в приемную короля. То, что его мать присоединится к ним на этой встрече, Камран не знал. Он решил, что она просто захотела еще раз полюбоваться королевскими покоями – ее самым любимым местом во дворце, куда редко кого приглашали.
Палаты деда были полностью отделаны зеркалами; казалось, что количество этих крохотных отражающих плиток просто неисчислимо. Каждый сантиметр внутреннего убранства, сверху донизу, блестел узорами, напоминающими звезды, вплетенными в ряд более крупных геометрических форм. Высоко над головой миражом бесконечности, который, казалось, достигал небес, мерцали парящие куполообразные потолки. Два огромных окна приемной были широко распахнуты навстречу солнцу: в зал, освещая созвездие за созвездием, рассыпающихся сиянием, проникали яркие лучи света. Даже пол здесь был выложен зеркальной плиткой, которую надежно прикрывали роскошные, искусно сотканные ковры.
Эффект создавался совершенно неземной; находиться в этих покоях для Камрана было равносильно тому, чтобы стоять прямиком во чреве звезды. И хотя залы сами по себе выглядели великолепно, тот эффект, который они производили на входящих сюда людей, пожалуй, даже превосходил их собственное величие. Едва вступив в приемную, посетитель сразу же ощущал себя возвышенным, вознесенным к небесам. Даже Камран не мог не поддаться этому воздействию.
Его мать же, напротив, впала в печаль.
– О, мой дорогой, – произнесла она, кружась по залу и прижимая руки к груди. – Когда-нибудь все это должно было стать моим.
Камран проследил, как она заглядывает в ближайшую стену, любуясь собой – шевеля пальцами и заставляя драгоценности на ней сверкать и танцевать. Принц всегда чувствовал себя немного потерянным, попадая сюда. Да, королевские покои вызывали чувство величия, но за этим чувством всегда следовало ощущение собственного несовершенства. Камран никогда не казался себе настолько ничтожным, как в окружении подлинной силы, и никогда не испытывал это более явно, чем когда приближался к своему деду.
Принц осмотрелся вокруг в поисках короля.
Он заглянул в щель одной из смежных дверей – той, что вела в опочивальню деда, – и уже взвешивал всю дерзость попытки проникновения в его спальню, когда Фирузе дернула его за руку.
Он оглянулся.
– Жизнь