Тем не менее по оставленным следам можно попытаться, хоть и придётся попотеть.
Однако Шайтан, начавший путать его планы, видимо, вошёл во вкус, и не собирался так скоро выпускать из лап свою жертву, собираясь вертеть ею и забавляться, как кот мышью. Это стало понятно, когда он следом за пошатывающейся от усталости и недомогания спутницей переступил порог сакли. Неубранная комната, сваленные по углам вещи, немытая посуда и… какое-то запустение. Хуже, чем в брошенном домишке на улице Джанкуче. Фатима удивилась не меньше его, но опомнилась первой, бросилась к постели у стены:
– Дедушка!
Баюр пригляделся к куче тряпья и увидел в ней сухого и немощного старика, который издал какой-то неопределённый звук: то ли стон, то ли радостный ох. Он подошёл ближе, присел:
– Что с вами?
Девчонка уже залилась слезами и только гладила сморщенное лицо и седой пучок бороды.
– Нога, – прохрипел тот, не удивившись чужому человеку. Похоже, ему, измученному болью, все казались на одно лицо. Тем более в сумраке.
Баюр по-хозяйски откинул одеяло, выше колена задрал штанину с засохшими пятнами крови. С ходу понял: перелом. Открытый и очень несвежий. Не меньше недели. Нога опухла, синюшность разлилась по всей голени и поползла выше. Чёрт! У них тут лекарей совсем что ли нет? Ещё немного – и начнётся заражение крови, тогда только в могилу.
– Кончай хлюпать, – одёрнул он Фатиму, – тащи лампу, грей воду.
Девчонка подхватилась на ноги и бросилась к выходу (там, во дворе, стоял ещё неразвьюченный Дос), столкнувшись на пороге с пареньком ростом с неё или чуть ниже. Шикнула на его удивлённый возглас и вытолкала на улицу, захлопнув дверь.
Баюр открыл ларь, присвоив себе право здесь всем распоряжаться и властвовать (конкурентов, оспаривающих это право, увы, не наблюдалось), порылся в нём, нашёл чистую рубаху, свёрнутое валиком одеяло и стал переодевать старика, покорного и обессиленного. Стащил с постели тряпьё неузнаваемой расцветки, застелил чистым и уложил больного. Обдёрнул рубаху, которая доходила тому до колен.
В дом влетела Фатима с лампой. За ней мальчишки, двое несли воду, третий, постарше, стал разжигать огонь. Братья, догадался волхв. Насколько он помнил, их было трое, и все младшие. Самый взрослый тремя годами позже неё родился.
Пока вода закипала, он осматривал рану. Выглядела она паршиво, загноилась уже, и было очень сомнительно вылечить её обычными медикаментами. Багратиона вот вылечить не смогли, хотя у него случай не был запущенным.
– Что случилось-то? – спросил он мальчонку лет восьми, любопытно выглядывающего из-за его плеча и заметно побаивающегося чужого взрослого мужчину.
– С коня упал, – заторопился тот с ответом, волнуясь, как бы лекарь не рассердился. – На скаку. И-и… об камень, – он поднял ладони и шмякнул ими об пол для наглядности.
Двое его братьев уже несли котёл с горячей водой, Фатима притащила