– чтобы оказался рядом с его помышлениями и оттенил их?
Не знаю пока. Не хочу забежать наперёд, узнать и вернуться, чтобы отвечать «за все-все-все возвращения мира» – из мертвой жизни в жизнь живую; успеется – забежать наперёд, оглянуться назад и спасти.
Цыбин (молча) – смотрел на полу-мультяшку. Бес-пощадно (молча) – прикидывал её «возможности»: поможет ли (волей-неволей) ему от помышлений сбежать в смирение (не настолько масштабной была задача – и всё же): достаточно было бы своей никчемушностью потребителя «всего хорошего – против всего плохого» оттенить проносящиеся мимо просторы.
Поможет ли подчеркнуть в их неявной прелести(!) всё то действительно настоящее и редкостное, что только возможно отыскать в душе и в миру; эта потребность казалась ему единственным условием, способным перевернуть его нынешний взгляд, что родина наша обречена.
Но(!) хотелось ему взглянуть, на что она обречена.
Итак, Цыбин – взглядывал и ничуть при этом не пользовался своей маленькой властью над маленькими реальностями; однако же – Натали (которая почти – Гончарова, которой – и после смерти пророка надо было на что-то жить) прямо на его глазах побеждала свою опаску и неудовольствие неудобствами внезапной дороги.
И (что ни говори) – удивительно, но – женщина в конце концов почти победила!
Усилия, что для этого ей потребовались, отразились на её лице – подобно тому, как на купеческих умных весах отражается равновесие неравновесного; разве что – Цыбина гораздо более её равновесий интересовал разговор, завязавшийся неподалеку.
Показывать этого он не стал. Это как в луну пальцем тыкать (всяк и сам увидеть может).
– Скучаете? Не стоит, право, – сказал он Наталье, потом обескураженно улыбнулся. – Конечно же, дорога (как и всякое погружение в суть вещей) нам с вами предстоит долгая, но мы сейчас попробуем ее скоротать.
Здесь Наташка предложила (несколько запоздало – а сам он дожидался предложения от неё):
– Давайте всё же на «ты». Не из пресловутой интимности, а (хотя бы) из соответствия моей юности.
Он кивнул. Чем (при всём ритуальном отрицании) – пресловутую интимность весьма двусмысленно закрепил. «Ты» подразумевает либо товарищество (почти по Н. В. Гоголю), либо покровительство старшинства (равенства меж ними – быть не могло).
Сам при этом (что нам Юлий из рода Клавдиев и его одновременность в нескольких делах – и нам присуща вневременность) слышал и раскладывал на части разговор сидевших на соседней скамье собеседников, пожилого и молодого рабочих людей.
Пожилой – явно являлся с утра похмелившимся и желающим даровой добавки; молодой, напротив, являл собой добротную жизненную потёртость лица и весь пропах справным хозяйством; как водится, говорили они о насущном, то есть совсем не о хлебе, и у них по всему выходило, что ну никак без единственной (справной) бабы не прожить мужику.
Цыбин не улыбнулся:
– Посмотри-ка! – он продемонстрировал Наталье некую коробочку искусственной кожи.
Натали взглянула. Коробочка была толще книги и застёгивалась (как первые драгоценные манускрипты) каким-то подобием замочка.
– Что