баобаба” темнеет сквозь кроны окружающих ив.
Теперь, мы – опытные. Первым делом, мы намечаем путь нашего отступления. Нам нужно укрытие, где мы могли бы дождаться возвращения вспугнутой птицы в дупло…
– Саш! Смотри, какое дупло! – вскоре оборачивается ко мне, Игорь.
Перед нами огромное, в рост человека, дупло в стволе старой ольхи! Оно – как вертикальное корыто, расположено на уровне почвы. Задней стенки в нём нет, зато в сторону филинячьего дупла открыта только узкая бойница.
– То, что нужно! – шепчет Игорь, – Вдвоём втиснемся!
– Ну! – коротко соглашаюсь я.
Кругом уже разлились синие сумерки. Мы шагаем к совиному дереву…
Дупло расположено метрах в четырёх над землей и входом своим смотрит вверх, почти в небо. Я сильно стучу ладонью по коре толстенного ствола ивы, прислушиваюсь к звукам… И не улавливаю никаких признаков жизни в дупле! Ничто не указывает на то, что дупло жилое – нет ни единого пухового пёрышка на стволе, нет белых клякс птичьего помёта на зелёных зонтах лопухов, вокруг.
Я вцепляюсь в выступ твёрдой ивовой коры пальцами и с усилием подтягиваюсь по стволу вверх…
Но Тятинский опыт не проходит даром и теперь – я не спешу засовывать свою голову в чёрный провал дупла. Скособочившись под дуплом, я поднимаю руку и провожу ею чуть выше края входа в дупло. Тотчас, из дупла выбрасывается птица! Моё лицо обдаёт упругим ветром. Мощно раскидывая в стороны свои огромные крылья, сова уходит вверх по ручью, к кромке чернеющего невдалеке, хвойника.
Теперь – скорее заглянуть в дупло! И я перегибаюсь через его край… На днище дупла, древесная труха сделана пологой ямочкой. На трухе лежат два таких же, как в Тятинском дупле, круглых, матово-белых яйца. Не мешкая, я торопливо свешиваюсь с ветви дерева вниз и едва дотянувшись, вытягиваю за руку наверх, Игоря – ему ведь, тоже очень хочется посмотреть дупло рыбных филинов! Теперь, мы вместе торопливо обшариваем глазами дупло…
Рядом с яйцами лежат несколько кусочков рыбы и одна, довольно крупная мальма.
– Мальма какая крупная! – шепчет Игорь, – Сантиметров двадцать пять длинной, будет!
Вдруг, раздаётся какой-то звук и мы замечаем, что одно яйцо зубчатой линией расколото надвое! Половинки скорлупы сходятся и расходятся, в такт дыхания птенца! И оттуда, из этого яйца, раздаётся редкое, грубое цыганье!
– Цыг!
– О! Филинёнок!
– Цыгает!
– Цыг!
– Как удачно попали! – восторгаюсь я, – День вылупления первого птенца!
– Ну!
– И дату не забудем – сегодня день твоего рождения, четырнадцатое апреля!
Мы торопливо осматриваем дупло.
– У-гуууу! – со стороны хвойника, над притихшей к вечеру речной долиной, несётся глухое уханье филина.
– У-гуууу!
Это беспокоится, согнанная нами с гнезда, самка. Мы торопливо спускаемся по стволу ивы вниз и бежим к своему укрытию…
Всё! Мы втискиваемся вертикально в своё полудупло и замираем. Теперь – надо ждать.