все уснули быстро, Гордоф едва дождался друзей с похода, а ужина и вовсе не дождался, сразу лег спать. Ему наконец посчастливилось крепко выспаться; ранее этого не удавалось ни в походе, ни в плавании, он все тревожился и изводил себя дурными мыслями, а теперь, когда они воплотились в явь, он больше не мог никому помочь, от него более ничего не зависело, тревога ушла, сменилась спокойной безнадежностью.
Гордоф проснулся очень рано, по перелескам все еще блуждали крепкие сумерки. Над костром висела чугунная кастрюля с каким-то травяным отваром, он еще не успел остыть и до сих пор отдавал воздуху горячий травяной пар. Миронов зачерпнул немного зелья в жестяную кружку. Об этих чаях он знал и раньше, для несвычных это хорошее лекарство, ну а для людей просто приятный тонизирующий напиток, отлично вяжущийся с влажным, темным утром у горной реки. Миронов попивал чаек, смотря, как темнота бледнеет, а потом чуть розовеет, переходя в раннее, грязно-розовое утро. Остальные трое просыпаться совсем не спешили – оно и не странно, после этих трав несвычные засыпали крепко и надолго. Гордоф не собирался никого будить, но и бездействовать в одиночестве ему не хотелось, поэтому он побрел в сторону деревни в надежде отыскать еще что-то важное или хотя бы просто примечательное.
Деревня была все той же, жуткой и мертвенно тихой – казалось, что это какая-то быль времени, не успевшая уйти в небытие и просто застывшая мрачной картинкой. Гордоф гулял по деревне так, словно бы это была очередная славная Брежистальская аллея с розовыми кустами, рядом не хватало лишь дамы с веером, облаченной в помпезный зефирный наряд. Прогулявшись с полчаса, Миронов решил присесть, он выбрал лавку одного из наименее зловещих домиков и, удобно расположившись, достал из сумки серебряную табакерку с тремя полнолуниями, исполненными россыпью драгоценных камней в сине-белой гамме. Гордоф давно уже не курил, но все же всегда брал с собой горстку табака, ему все думалось, что это пригодится на какой-нибудь особый случай, хотя, может быть, он просто хотел, чтобы табакерка чаще находилась с ним, ведь это был очень дорогой его душе подарок.
Старик рассматривал блестящие голубые камни и уже собирался открыть коробочку, как вдруг что-то его отвлекло. Некий звук, или, возможно, это просто было ощущение присутствия, будто кто-то смотрит в затылок. Гордофьян, встрепенувшись, повернул голову сразу в нужную сторону, сердце бешено заколотилось в груди, он замер в оцепенении и теперь даже не дышал, боясь спугнуть внезапно нагрянувших гостей. Из-за поворота медленно и с опаской вышел мальчишка, тело его стало прозрачным и тонким от длительного голода, глаза и щеки глубоко впали, живот втянулся, прилип к позвоночнику, межреберные промежутки, подобно тонкими мембранами, гуляли внутрь и наружу в соответствии с током вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Мальчишка был не один, на руках он держал троих малышей, а позади него, обнимая окостенелую ногу, пряталась девчушка примерно трех лет.