деньги, серьги и кольца.
Лиза даже не повернула головы, не взглянула на них.
– Кром, послушай. – Она сжала руки на коленях. – Кром. Знаешь, мне кажется, тебе не следует ехать в Россию.
– Почему?
– Я не знаю. Но не надо. Не поезжай. Я боюсь за тебя, Кром, – прошептала она. – Я боюсь за тебя, – повторила она, и эти слова вдруг объяснили ей все: и волнение, мучившее ее весь день, и непонятный страх. Все стало ясно: она боялась за Кромуэля. Она не понимала еще, какая ему грозит опасность, но знала, что эта опасность уже совсем близко.
Она встала, подошла к нему:
– Кром, тебе не надо ехать. Кром, все еще можно поправить. Ведь твоя мать спит.
Она быстро собрала деньги и драгоценности со стола:
– Возьми, возьми все это. Отнеси домой. Иди домой, Кром. Никто ничего не узнает. Иди домой.
Он удивленно смотрел на нее:
– Что ты говоришь? Разве не ты сама…
Она взяла его за руку:
– Кром. Я тебя прошу. Иди домой, Кром. Ну да. Я сама уговорила тебя. Но я тогда не понимала. Тебе не надо. Нельзя. И зачем тебе Россия? Ведь ты англичанин. Кром, возьми жемчуг, возьми деньги. Иди домой.
Он покачал головой:
– Перестань, Лиза.
– Кром, я тебя умоляю, иди домой.
Она старалась засунуть деньги в его карманы. Он взял ее руки в свои и, нагнувшись, заглянул в ее глаза:
– Так не ведут себя храбрые женщины.
– Если ты любишь меня, Кром, я прошу тебя.
– Именно оттого, что я люблю тебя. Теперь все равно поздно. Я все равно уже погиб. Я вор. Единственное, что мне осталось в жизни, – это ты.
– Кром, но ты не подумал. Ведь тебя могут убить в России.
– Но ведь и тебя могут убить. Мы будем вместе. Я очень несчастен. И я совсем не так дорожу жизнью.
Он обнял ее:
– Поцелуй меня, Лиза. Не будем говорить об этом.
Она подняла к нему лицо, увидела его светлые, еще совсем детские глаза и, задыхаясь от нежности, страха и жалости, почувствовала на своих губах его горячие губы. И вдруг сквозь поцелуй, сквозь стучащую в ушах кровь, сквозь нежность и жалость донесся тихий шорох. Тихий, еле слышный. Лиза откинула голову назад и, все еще глядя в светлые, детские глаза, прислушалась. За дверью что-то слабо щелкнуло. И все стихло.
– Что это? – Она снова приблизила губы к его горячим губам, закинула руки за его шею, слабея от страха, жалости и нежности, цепляясь за него, чтобы не упасть.
– Как ты побледнела. Тебе дурно?
– Нет, нет. Поцелуй меня еще раз, Кром, милый Кром.
Она прижалась к нему, потом быстро сняла руки с его плеч и отодвинулась.
– Подожди. Сядь на диван.
– Ты уходишь?
– Нет, нет. Подожди, Кром, я сейчас.
Она тихо подошла к двери, взялась за ручку. Дверь не поддавалась.
«Заперто, – подумала она. – Снаружи заперто. На задвижку».
Она ничего не сказала. Она молча подошла к окну, раздвинула занавески и открыла окно. Луна ярко освещала сад, гладкая стена под окном блестела. Ни водосточной трубы, ни уступа. Если спрыгнуть, сломаешь ногу.
Она закрыла окно,