закивала. Недоверие потихоньку угасло и разговор вошел в прежнее русло. Макс почувствовал, как с его плеч свалилась гора.
– Надоело так жить, – вздохнул Мишаня. – Дома жрать нечего, предки грызутся меж собой. Как собаки, чисто.
Пацаны понимали, о чем говорит Мишаня, потому что каждый из них жил так же, а некоторые и того хуже – с одной матерью, которая только и приносила домой пособие да продуктовые мэрские наборы. Люди ненавидели всех вокруг, а особенно их злость была сильна к мэру и его работникам. В их глазах они выглядели благополучными, сытыми, отмытыми. Они жили совсем в других жилищах, которые смотрели на мрачный и неустроенный Долгово чистым окнами и выкрашенными веселыми фасадами. Это особенно злило народ.
В дни, когда выдавались пособия и продукты, с самого раннего утра толпа хмурых и озлобленных людей собиралась вокруг мэрии и зло судачила о том, как припеваючи живет господин Пьер и его люди.
– А то можно пойти в фермеры, – предложил Гарик и раздался смех. – Зря смеетесь. Точно. Моя мать говорила, что давеча мэр предлагал идти повально всем в фермеры.
– Что? В фермеры?
– А больше ему ничего не надо?
– Во придумал!
– Придурок!
– Урод!
– Да ему-то что? Сидит, сука, на деньгах!
– В фермеры! Да-а-а…
– Это на земле корячится всю жизнь! Ну уж дудки!
– Вот пусть сам и идет!
– А моя мать так и сказала: надо ему, пусть сам и идет.
– Так и правильно!
– Да пошел он к черту вместе со своей мэрией!
Сегодня, когда Макс подошел к свалке, все уже были в сборе и даже наблюдались новые лица. Это был какой-то мало незнакомый Максу веснушчатый паренек в грязной куртке с вырванными карманами и надорванным капюшоном. Парень пользовался явным успехом, все глаза были устремлены на него. А он, нисколько не тушуясь, говорил уверенно, время от времени сплевывая сквозь дыру в передних зубах.
– Ну и что ты? – спросил Мустафа парня, который отвлекся на подошедшего Макса и ненадолго замолчал.
– Да, так что сделал я? – бойко заговорил паренек. – Я рассудил, что у бабки этой могут быть деньжата. Ну она живет одна, тощая, как скелет, значит, деньги копит, не жрет ничего.
– Ты ее откуда надыбал бабку эту? – спросил кто-то из-за спины у Макса.
– Откуда? – усмехнулся парень. – Ты слепой что ли? Тут полно таких. Ну эта живет в конце моей улицы. Так вот. Решил я это дельце обстряпать. Ну и полез к ней ночью в ее хибарку.
Стая затаила дыхание. Это было что-то новое. Все это почувствовали. Этот парень, возможно, скажет сейчас что-то такое, что даст им путь, покажет дорогу к другой жизни, которую они искали. Наиболее сообразительные уже понимали, о чем идет речь и навострили уши.
– Дверь там у нее, как она сама. Толкни и развалится, – стая сдержанно захихикала. – Открыл, значит, дверь я эту. А она даже и не на запоре была. Во старуха дает! Никого, знать, не боится.
Парень многозначительно замолчал.
– Ну