за недруга не считает.
Не то. Не так. Миша, сосредоточься. Какой ты части? Отдельного полка князя. Почему князя? Нет, полк слишком крупная единица, каждый наперечет. Какие бывают части? Отдельный отряд какой-нибудь, а? Не годится, не годится. Середина девятнадцатого года на дворе, время партизанщины прошло. Хотя Шульгин Василий Витальевич в воспоминаниях писал, что даже в начале двадцатого года засилье всяческих отрядов у добровольцев было. Так это где было? В Одессе. Пусть будет отряд!
Недавно сформированный в Харькове. Где, где оперировал (такой, кажется, термин) этот отдельный отряд? Ну?! Соображай быстрее! А-а, чёрт, ни хрена в башку не лезет. Первый вопрос, первая географическая привязка к месту и я горю, как южнокорейский «Боинг»! Косить на потерю памяти, на амнезию? А-а-а.
Боковым зрением, изолированно я отмечал чужую жизнь вокруг.
Два босоногих пацанёнка мчались наперегонки. За ними кувыркалась рыжая горластая собачка, хвост в репьях. Хмурая баба – в платке по самые глаза – упустила в колодец ведро с водой. Едва успела растяпа увернуться от бешено закрутившейся ручки. Ворот застучал – та-та-та, та-та-та.
Перед богатым домом два солдата в гимнастерках распояской пилили на козлах суковатое бревно.
Один из них, возрастной, бритый наголо, с затылком в складках, одышливо покрикивал:
– А ну не дергай! Не дергай, торопыга!
Прошёл, подметая одеждами улицу, священник. Сосредоточенный, в шляпе, прижимая к груди толстую книгу.
Я подумал: а вот у нас в городе в церкви Иоанна Воина поп – бывший десантник Псковской дивизии. Он мне сам об этом рассказал, когда я стал собираться в ночник за третьей бутылкой. Правда, на руках впоследствии я его всё же заборол.
…Где действовал ваш отряд? Кто командир?..
И я понял, что ушёл под воду с ручками, что булькаю последними пузырями. Мне так суетно стало, весело. Наверное, я – дурак.
– Далеко идти-то? – достаточно дерзко спросил у спутника своего, громко цыкая порченым зубом в верхней челюсти.
Типа такого, что если далеко, так я развернусь в обратную.
Подпоручик всем корпусом, как будто в корсет затянутый, повернулся. На груди у него друг о друга блямкнули незамеченные мною ранее солдатский «Георгий» и знак участника Ледяного похода.
– Уже пришли, господин штабс-капитан, – ответил, изучая меня.
Очевидно, не понимая, с какого рожна я начал блатовать.
Село кончилось. Дальше просёлок под уклон бежал вправо, а метрах в пятистах раздваивался змеиным языком, обтекая с двух сторон жидкий перелесок.
На околице у хозпостройки маялась разрозненная группа людей. Похоже, нас они и ждали, а если до конца точным быть, то – меня.
Капитан Кромов стоял особняком, широко расставив ноги, закинув руки за голову, на затылке их сцепив. Он задумчиво пожёвывал соломинку. Кобура на боку у него была расстегнута, в ней виднелась рифлёная рукоятка нагана.
Он увидел меня и непонятно прищурился. Потом указал вперёд мощным своим подбородком:
– Полюбуйтесь на эти рожи!
Я,