вместимость подсумка – пять обойм. Насыпал семьдесят семь патронов в котелок.
Наплехович стоял рядом. Мне показалось, что когда я пересчитывал патроны, он шёпотом повторял за мной:
– сорок один, сорок два.
Не выношу, когда мне смотрят под руку. Особенно когда я не уверен в правильности своих действий. На родных и близких в таких случаях я повышаю голос. Менее знакомым людям говорю какую-нибудь цензурную гадость. У меня скверный характер.
Но сейчас обстановка понуждала сдерживать эмоции. Я решил рассеять внимание Наплеховича разговором.
– А что, поручик, – спросил, запрыгивая на бричку, чтобы сидя намотать портянки, – много во взводе офицеров, которые у «товарищей» служили?
– Больше половины. – Наплехович полез в карман за папиросами.
– Да ну!? – удивился я, отложил в сторону стащенный сапог и угостился папироской.
Поручик начал загибать короткие, в заусеницах пальцы:
– Легче сосчитать, кто не служил. Сам взводный. Прапорщик-попович, как его, Кипарисов. Подпоручик лысый, не знаю фамилии, из москалей. Из русских, то есть. Юнкер ещё, Виктором зовут. Вы, господин штабс-капитан.
Хорошо, что коллектив нестабильный, всякий гад на свой лад. Новый человек не будет старожилам глаза мозолить. Пока все друг к дружке непритертые, новые. Да и у отцов-командиров голова, наверное, вовсю болит, насколько надежными в бою окажутся вчерашние краскомы.
– Вы на какой должности у большевиков послужили? – спросил я, допуская, что Наплехович пошлёт подальше.
Но он ответил, потупившись:
– Ротным.
Я верную выбрал тактику. Обвиноватил поручика, и теперь не меня он буравил глазами, а носки своих скверно чищеных сапог.
Как в сообщающихся сосудах – у него настроения убыло, а у меня добавилось. Почти пятнадцать лет я не носил портянок, а намотал любо-дорого. Без единой морщинки, туго. И быстро, в три приёма, точными движениями.
Помнят руки! Через столько лет! Правда и тогда, в восемьдесят третьем в учебке в первый же день я, сугубо городской житель, с ходу овладел методикой наматывания портянок.
Однократного рассказа и показа отделенного командира младшего сержанта Володина оказалось достаточно. За всю службу я не натер ни одной мозоли. Наука, конечно, нехитрая, но много кто, помнится, проблемы с ней имел.
– Штабс-капитан Белов, гляжу, серьезный. – Я успел прикусить язык, не дав слететь привычному слову «мужик», наверняка при характеристике офицера Добрармии, неуместному. – Э-э-э, человек.
Наплехович неопределенно кивнул. Ни да, ни нет. Резонно, только самый глупый дурак кинется освещать личность командира первому встречному.
Я закинул на плечо увесистый «сидор» и винтовку:
– Куда теперь?
– В роту.
– Хорошо бы пожевать чего-нибудь, – стрессовая ситуация в совокупности с лихорадочной работой мозга высосали из организма полезные витамины.
– Сало едите, господин штабс-капитан?
– А