о ней?
Из кухни послышался зычный голос:
– Валери-и-ик! Я пошла к соседям! В чайнике шиповник с медом заварила.
– Хорошо! – крикнул в ответ Валерик и спросил меня: – Ну что, давай решай. Или боишься?
Мы пошли на кухню и разлили горячий напиток в эмалированные кружки.
– Нет, на две недели, – сказал Валерик, глядя на меня и отхлебывая из кружки.
Я к этому моменту уже решился и был на все согласен, но все же сказал:
– Посмотрим. Еще ничего не сделал, а уже торгуешься. Мы же не можем просто так взять и пойти к ним домой? Или что?
– Вставай, долго идти. Они под той горой живут, где кладбище. По дороге что-нибудь придумаем.
Во дворе Валерик спохватился, что не захватил магнитофон, и вернулся в дом, а я вышел на дорогу, по которой пастухи с криками гнали коров и овец. Уже вечерело, жара спала, скалы на вершине горной гряды за окраиной деревни отдавали багровым от заходящего солнца.
Я одновременно и хотел, и страшился возможной встречи с Анжелой. Хотел, потому что весь день прокручивал в памяти детали встречи и не мог от этого избавиться. Ни одна девочка не смотрела на меня так, как она. А боялся того, что опять выставлю себя идиотом, впавшим в ступор, как там, у родника. Да и о чем мне с ней говорить, со старшеклассницей? У нее ведь другие интересы наверняка, круг знакомых из сверстников.
Но, с другой стороны, я ведь жутко начитанный, по крайней мере так все говорят. Если захочу, могу на любую тему разговаривать. Особенно тут, в деревне, где ей найти достойного собеседника? Я немного приободрился от этой мысли. Да, мы с ней могли бы неплохо подружиться, оба городские, высокие, и даже ямочки на щеках одинаковые.
Что такое гадкое Валерик говорил про нее?
Я на миг зажмурился и тут же ясно увидел темно-карие глаза вблизи и открытую улыбку с ямочкой на щеке. Нет, не может она ничего плохого сделать!
Валерик вернулся с магнитофоном. Возле домов хозяева встречали своих овец и загоняли во дворы, либо ухватившись за мохнатые шкуры, либо просто пинками задавая нужное направление. Блеяние овец, коровье мычание и лай пастушьих собак, к которым присоединялись все собаки в деревне, – в этой какофонии никакого магнитофона, конечно, слышно не было.
Деревня была большая, а идти пришлось чуть ли ни в самый ее конец. Тут царила тишина, солнце зашло, и стало быстро темнеть. Каменистая узкая дорога, поднимающаяся в гору, была мне знакома, по ней мы часто забирались на кладбище, чтобы поиграть там в прятки или, забравшись повыше к ложбине на верхушке горы, поваляться в высокой траве.
По дороге мы не смогли придумать ничего толкового, как нам напроситься в гости, к тому же изрядно стемнело, мы устали и немного приуныли.
Но когда Валерик остановился и кивнул в сторону дома с ярко освещенной верандой, еле видимого из-за фруктовых деревьев, у меня забилось сердце.
Я думал о том, что Анжела где-то рядом, и от этого внутри разлилось тепло. Валерик включил кассетник, и едва братья Bee Gees сыграли вступление, как вдруг зашлась