на отдельные ценные мощи.
Критическая многословность Франсуа означала, что ему сегодня особенно тяжело. Пунцовые губы и воспалённые глаза подтверждали это. Ему бы поспать часов десять. Но Франсуа никогда не пользовался сном для приведения организма в порядок, считая, что покой размягчает и ослабляет. Судьба успела внедрить в организм Марэна несколько довольно серьёзных хронических патологий, и подобное отношение Тайменев считал геройским. Чего он не понимал, так парадокса: «геройская» позиция приносила положительные плоды, Франсуа избегал кризисных обострений и не думал о врачах.
Сегодняшним утром Франсуа требовалась морская ванна, чтобы, по его словам, дать встряску древнему органону. Николаю пришлось отменить тренировку по у-шу и взять на себя бремя сопровождающего.
В многострадальных сосудах Франсуа хозяйничал похмельный спазм и, компенсируя давление отравленной крови, он продолжал монолог, направленный против «мазохиста Василича».
В освежающей тени пальм стало полегче. Осушив предусмотрительно прихваченную Тайменевым банку пива, Франсуа почувствовал себя почти нормально и к моменту выхода на поляну с игрушечной моделью острова замолчал, обдумывая план дальнейших действий на день.
У прозрачного купола, меняющего цвет и внутреннее строение днём и ночью, толпились люди. Фирма «Тангароа» умело и привлекательно показывала, каким неприютно-запущенным был остров до начала освоения корпорацией; каким замечательным стал через два года; каким уютным и прекрасным будет в результате благотворного воздействия «Тангароа».
Тайменев и Марэн остановились.
Менялся цвет, мерцали стрелки-указатели, на глазах вырастали игрушечные пальмы, поднимались маленькие домики и большие отели… Николай попробовал отыскать места археологических изысканий. Но на сей раз не увидел и условного обозначения: зелёный кружочек и пульсирующая внутри лопатка, скрещённая со стрелой. Это не расстроило, – память сохранила в неприкосновенности увиденное в день приезда. До пляжа оставалось менее километра, до ближайшего лагеря археологов километра четыре. Николай посмотрел на Франсуа: тот выглядел вполне сносно и в страховке не нуждался. Теперь Тайменеву грозила роль объекта опеки, готового выслушивать мудрые сентенции о способах существования, выживания и предпочтительности неограниченного самовыражения.
На пляж не хотелось столь же остро, сколь тянуло посмотреть на работу археологов. Он откладывал визит к учёным со дня на день, самостоятельно занявшись детальным осмотром Рано-Рараку. Приняв решение, Николай с некоторым смущением извинился перед Франсуа и с облегчением зашагал на юго-восток. Разве можно предпочесть переполненный пляж присутствию на раскопе древнего сооружения в таком месте, как остров Пасхи? И вообще, что может быть прекраснее, чем полнокровное ощущение разлитой вокруг чистой свежести? А она, свежесть,