Этот радостный хаос – моя палитра. Соль йодированная мелкая.
Они впервые целовались в постели всю ночь, так и не раздевшись, все её колготки обратив в катышки. А перед этим две недели забрасывал её стихами, пока она пряталась от него, беззубая, рвался на встречу, безутешный, пока она терроризировала ошалевшего дантиста. Любовь – это блюдо, которое должно созреть в нужных пропорциях. Как соус сациви нужно разбавлять молоком, иначе он будет густо приторным.
Весь «цимес» в том, чтобы приправить сушёной «Приправой для гриля» из пакетика «Цикория» – там есть можжевельник… В СВЧ на полную мощность на 40 минут – и закуска готова.
Была у девочки шапочка лыжная, шлёмом из бывших советских времён. Лыжные палки у ней сохранились. Свитер, трико, и он фотал её, с палками прямо на фоне окна. Дева смеялась, а он закружился, и оказался за нежной спиной. Долго смеялась, за палки держалась, в шапочке лыжной нагая она.
Хотя на месте баклажанов может быть много крупнотёртой моркови, а вместо курицы – куски судака.
Такая приправа (Цикория!) – только у поляков.
И разрезанный лайм на столе, две ароматные разделённые навек половинки.
Последний, самый крупный, осколок её любви разломился в его пальцах, когда он наотрез отказался от встречи с ней. Кусок пластика банковской карты, отвергнутый банкоматом. Он напрочь забыл пин-код, но не мог себя заставить поехать к ней за конвертом, заблокировал карту, и тут она сама предложила встречу после долгого молчания. Без денег, отметая её звонки, Верес помчался прочь, исчезнув на сутки у друзей.
Потом уместно вспоминалось, как они с тёщей методично заблаговременно прибирали его наличность и активы к рукам. Готовились видно.
Редко кому удаётся встретить в жизни настоящего врага, а многим это и не суждено, как и много чего другого. Настало время, и он его встретил, своего единственного беспощадного врага. Который единственный причиняет непомерную нестерпимую боль: выше страха смерти, выше страха причинить боль своей матери и близким.
Этим врагом стала её любовь, которая поджидала его всю жизнь и однажды встала на пути голубоглазым белокурым вихрем.
Как хотелось бы забыть контур виолончели в зеркальной двери шкафа прихожей. Она стояла голой и на мобилсвязисмамой. Он высился в сумраке за её спиной, ласкал перед зеркалом руками и губами и наслаждался тактильным вкупе с воркованием в трубке. Вкупе было часто растущее раздражение: окунувшись в постель, каждый раз он ожидал «позвонка» от тёщи. Но он гремел как иерихонские трубы всегда неожиданно. Отключить телефон было невозможно, тёща скандалила.
Память – разная. И у неё и у него. Он заходился от гнева, а она хохотала раскатисто сотнями фарфоровых колокольчиков, откованных в небесной мастерской. Как стук в двери его судьбы небесной десницей. Он бледнел неузнаваемо, колюче, и звался «ёжиком». Оттого что в минуты одержимости его причёска пружинилась жёсткой шапкой. Волосы – «как набитые». Он вступал в постель