и его спутница двигались расфокусированными шагами по улицам в мягком свете луны, звёзд и фонарей. Луна и звёзды были далеки и равнодушны, а фонари бежали следом за тесной парочкой, наперебой пожирая их двуединую тень. Впрочем, тень отрастала снова – ровно с той же скоростью, с какой её пожирали фонари, отчего размеры тени оставались безубыточными.
По дороге Анжелика покусывала Скрыбочкину туго набрякшую мочку уха и притворно артачилась:
– Ах, все мужчины такие ветреники! Наша встреча для вас – наверняка ничего особенного: одна среди тысяч. Ну признайтесь же, признайтесь честно!
Скрыбочкин признавался, со скромным видом склонив голову и безыскусственно отводя взгляд:
– Честно! Неправда твоя, красотуля! Я сразу – как глянул на твои коленки кровосочные – дак меня точно горячим колом в сердце штырнуло: теперь среди всего женского полу ты единственная мне взапомнишься, покамест я буду ходить живыми ногами по белу свету. Не нуждаться в тебе – это свыше моих челувеческих возможностей!
– Мне нравится вас слушать, но вы, наверное, говорите всё это ради красного словца, – хихикала Анжелика, показывая аккуратные перламутровые зубы и просачиваясь туманисто-мечтательным взором сквозь своего спутника, словно он являлся увеличительной линзой для распознавания не только близкозвёздных окрестностей, но и более далёких миров, среди которых может получать безнаказанные удовольствия любая женщина свободной воли.
– Красное словцо – всему начало, – напористо намекал Скрыбочкин. – А што дальше промыслится – дак то едино от нас двоих зависит, больше ни от кого. Потому любая словесность рано или поздно оказуется недостатошной, надобно же когда-нито и к действию приступать!
Она не унималась:
– Но я не могу так сразу, я приличная дама. Давайте сначала сходим в кино.
Даже если б в Анжелике с первого взгляда не угадывалась способность без следа пожирать имена мужчин, взамен перелицовывая страсти своих партнёров в более яркие цвета, бурно сгорающие и бездымные, то и всего остального, выявлявшегося беглой ощупью, Скрыбочкину было бы вполне достаточно. Потому он не задумывался о выражениях, а с потерянной головой влажно дышал ей в шею, жевал верхнюю часть её блузки и возбуждённо всхлипывал:
– В кино далеко отсюдова идтить. Хучь я, конешно, и не против, но – после, после… Шкуру крокодиловую хочешь?
– О, хочу, конечно!
– Будет тебе. Подарю. Как раз пригодится на чемодан для дороги… Вообще не так дорог подарок, как дорога любовь – энто не зря говорится в пословице, ты счас наглядно удостоверишься. Будет промежду нами красота в полном блеске.
– А вы странный. Ни на кого не похожий.
– Это да: непохожий, спорить не стану.
– Вы меня настолько невероятно взволновали, что сердце едва не выскакивает из груди. Вот, потрогайте, как оно сумасшедше колотится… Чувствуете?
– Ой, мамочка моя, чувствую! Просто бес его знает, до какой степени хорошо