бесстыдно-экстремальной позы мы еще не пробовали! Это твой сюрприз?
– Он там, – сказала Таня, показав зажатый кулачок. – Угадай, что это?..
Но нетерпение попытку пересилило меня вопросом в тупике словесном запереть. Не дожидаясь плясовой мольбы, она разжала пальцы…
Я предполагал, что плодовитость завихрений необузданных ее фантазий – не беднее моих, хотя и более закрыта в проявлениях публичных, не бравируя словами; но увиденное неожиданностью – поразило, тронув.
– Вот, вылупился! – выпалила Таня, с озорством наивного задора показного достижения.
На ее ладошке, головасто скорчившись готовностью к прыжку, сидел нефритовый малюсенький потешный лягушонок…
Я пригубил ладошку «мамочки» и обаяшку-изваяние пригрел в бороздке жизни линии своей, любовью охватив его руки.
– Ты не Леда?… Поздравляю – мы уже семья! А он не одержим наследственностью мании полета?
– Ты не Зевс… И шкурку не пытайся снять с него…
– В ожидании чудес? Но чудеса же ты творишь.
– Оно уже произошло!
Игра ума, фантазии с сарказмом,
раздев причудной добротой,
улыбкой, растворясь в прекрасном, –
обогатила красотой…
И чтобы насладиться ею в полной мере – интим радушно нам объятия открыл.
Восседая на почетном месте, молчаливый лягушачий «выродок», окрасом изумрудным отражая всполохи свечей, лояльно наблюдал дебют внедрения вновь обретенных базовых познаний в обнаженную практически действительность.
Экстерьером – мощен и сутул, в речах – заносчиво немногословен, привычней – мимикою и на кулаках. Желание и разновидность женской особи значения не представляет, подходит все, что расстояние руки перекрывает. Лоб с точностью определим на ощупь: он ниже места, где вросла щетина. Подавляющий и основной рефлекс – хватательно-держательный. Не расстается, пропитавшись, с запахом дубленки…
Под напором оголенного и измененного одномоментно имиджа Татьяна ошарашенно обмякла. Однако нехотя, интуитивно сориентировавшись, танцевальными изгибами податливости, предоставила себя экспериментам узурпаторскому хаму – «вепрю однорогому», напористо-угрюмому и подавлявшему с трудом в себе желание: окрестную «чащобу» огласить надсадно характерным звуковым подпевом: сопением и сладострастным хрюканьем…
Вхождение в зловредный образ осложнялось несоответствием ни внутренним, ни внешним под обозначившийся тип брутального кабанчика, описанного выше, но, примеряя на себя шкурень упорного маньяка, я получил взамен болтанку впечатлений с сопряженной стороны, что представлялось доблестно заманчивым.
Долго и ритмично…
После испытательного разогрева на спине, Таня, доброй волею, была задействована ракурсом заявленному «факту», встретившего – неприкрытость удовольствия «фасада заднего» и воспринявшего очарованием нещадно-неминуемый звериный натиск иступленного инстинктом власти тупорылого животного.
Явно не справляясь с ролью угождать по стойке «смирно», мягкие, ластящиеся форменные половинки всячески