я пью шампанское, когда могу, но, если необходимо, я выпью все то, что поможет мне выжить.
Сантэн молчала, пока сын обдумывал ее слова. Поглядывая на его лицо, она увидела, как отвращение сменилось уважением.
– Что сделал бы ты сам, chéri, выпил такое или умер? – спросила она наконец, чтобы удостовериться, что урок усвоен.
– Я бы выпил, – без колебаний ответил Шаса. И добавил с нежной гордостью: – Знаешь, мама, ты просто невероятна.
Это была высшая похвала в его устах.
– Смотри!
Сантэн показала вперед, где равнина цвета львиной шкуры терялась вдали в завесе миражей, словно затянутая прозрачной вуалью тонкого дыма.
Сантэн повернула «даймлер» с дороги, и они встали на подножки машины, чтобы лучше видеть.
– Спрингбоки. Первое стадо, что мы увидели в этой поездке.
Прекрасные газели двигались по равнине быстро и уверенно, все в одном направлении.
– Да их там, должно быть, десятки тысяч!
Спрингбоки были элегантными маленькими животными с тонкими изящными ногами и изогнутыми, как лира, рогами.
– Они мигрируют на север, – пояснила Сантэн. – Там, похоже, прошли хорошие дожди, и они спешат к воде.
Внезапно ближайшие газели заметили людей, испугались и начали проявлять тревогу особым образом, который буры называли словом «пронкинг». Они выгибали спины и наклоняли длинные шеи, пока их носы не касались передних копыт, а потом подскакивали на прямых ногах, взлетая высоко в мерцающем раскаленном воздухе, и при этом в складках кожи вдоль их хребтов вспыхивал белым сиянием хохолок.
Демонстрация тревоги оказалась заразительной, и вскоре уже тысячи газелей взлетали над равниной, как стая птиц. Сантэн спрыгнула на землю и стала подражать им, пальцами одной руки изображая рога, а пальцами другой – хохолок на спине. Она делала это так искусно, что Шаса покатился со смеху и захлопал в ладоши.
– Как здорово, мама!
Он тоже соскочил с подножки и присоединился к матери, и они стали подпрыгивать вместе, пока не ослабели от смеха и усталости. Тогда они прислонились к «даймлеру» и друг к другу.
– Меня научил этому старый О’ва, – выдохнула Сантэн. – Он мог изобразить любое животное вельда.
Когда они поехали дальше, Сантэн позволила Шасе сесть за руль, потому что перед ними лежал самый легкий отрезок пути, а Шаса хорошо водил машину. Сама она откинулась на спинку сиденья. Через какое-то время Шаса нарушил молчание.
– Когда мы одни, ты совсем другая. – Он поискал подходящее слово. – Ты такая веселая. Мне бы хотелось, чтобы так было всегда.
– Все, что ты делаешь слишком долго, становится скучным, – мягко ответила Сантэн. – И фокус в том, чтобы делать многое, а не только что-то одно. Да, сегодня мы повеселились, но скоро приедем на рудник, и там нам предстоит испытать другие волнения, а потом будет еще что-то. Мы займемся всем этим и станем до последней капли выжимать из каждого мгновения то, что оно может нам предложить.
Твентимен-Джонс отправился на рудник раньше,