А до времён НЭП было, ох, как далеко, когда купечество и ремесленничество получит новый «живительный» глоток воздуха, что даст надежду на сохранение этого сословия.
В семье Максима и Марии Куценко на границе XXVIII и XXIХ веков под столами уже ползали два малолетних сына, Степан и Прокофий, которых сейчас звали не иначе, как Стёпа и Проша. Старший, трёхлетний карапуз бегал в натопленной избе по мазанке, а меньший ещё на «четырёх точках опоры» познавал замкнутый мир хаты, крытой камышом и ничем не отличающейся от тех, в каких жили крестьяне украинских сёл и хуторов.
В начале 1903 года в семье было прибавление, родился третий сын Афанисий. Максим Фёдорович, довольно потирал усы и приговаривал:
– Любо, мать! Казака мне подарила. Скоро мы с тобой разбогатеем, скоко урожая вродэ. А там и ещё лошадку подкупим. Вот заживём!
– Дурак думкой богатие! – укачивая на руках Панаса, с усмешкой ответила Мария. – Жаль папаша, дед Фёдор не дожил да такого счастья. Сколько помощников – казаки!
– Ну, да, сама себя не похвалишь – не ты будешь, – с укором отозвался Максим.
– Ну, ладно тебе, отец! Конечно, твои сынки, казачата. Полюбовно-то нагрешили столько, ты и передыху мне не даешь, рожай да рожай.
– Який тебе передых? Вот недельку две отдохнёшь и займёмся работать над четвёртым казаком…
– Да, прям! – не дав досказать, перебила его Мария, – труженик мне нашёлся, лучше подумай о подготовке к посеву.
– Ты, баба?! Вот и занимайся своими бабьими делами, а мы, мужики, в своих, казачьих, сами разберёмся. Да, Стёпа?
Стёпа, ковырявшийся с каких-то кухонным инвентарём, как с игрушкой, поднял к отцу голову, одобрительно кивнул, непонятно что-то ответил и продолжил своё занятие.
– Во, видала! Старший уже мне помощник. А как подрастут, начнут батьку сообща колотить – не отмашусь.
– Ты думал, кого крёстным возьмём нашему казаку? Ну скажешь тоже, казак, – усмехнувшись, кормя грудью карапуза, Маша.
– Знаю, конечно, окромя Левонтия я никого не хочу. Мы с ним с мальства дружим, и наши дети пусть дружат. А ты, что против?
– Да, упаси, Господи! Домашенко, так Домашенко. Они люди хорошие, правильные, – ты бы, хозяин, своим казачатам салазки наладил. Не сидеть же им всю зиму у матери под юбкой. А-то будут из них, не казаки, а маменькины сыночки.
– Зроблю! Вот всё брошу и зроблю! – набив цигарку и одевая тулуп, добавил, – пойду, скотину управлю и покурю заодно. Всё ж лучше, чем с тобой лаяться.
– Ну и кто это, интересно, лается? Иди уже! – увидев, что Максим замер, согнувшись в дверном проёме, думая, что ответить, – иди да салазки глянь, они в сарае рассохлись, да и яйца сними, щоб не подавили.
– Ладно, отаманша! – открыв дверь и впустив в хату порцию свежего морозного воздуха, от которого даже вздрогнул на земляном полу Стёпка, повернувшись, добавил, – а ты казачонка, что на руках,