туалет становился сродни вхождению в комнату страха.
Зато по окончании дела, вдыхаешь полной грудью от облегчения не только в теле, но и в душе.
Чем могут навредить тараканы?
Физически, ничем, наверное.
Но морально кровушки моей они попили изрядно.
Лечение в больнице заключалось в откачивании жидкости из суставов и введении стероидов. Иногда назначали массаж и физиотерапию, если позволяли анализы. Вот и все.
А еще я постоянно должна была принимать иммунодепрессанты, чтоб болезнь не прогрессировала. Принимаю их и по сей день. Просто с годами они стали более мощными. А иммунитет мой становится все слабее.
ДЕВОЧКИ
А еще с воспоминаниями о Морозовской больнице ярко всплывают две судьбы – Наташи Фроловой и щупленькой девочки, имени которой я не запомнила.
Наташа жила в детском доме, и с невероятной регулярностью попадала в Морозовскую больницу.
Выразится точнее, она жила в Морозовской больнице и иногда ее забирали обратно в детдом. Дело в том, что у Наташи была сильная астма, она задыхалась от приступов, а в интернате никому не было дела до ее здоровья, и руководство быстренько отправляло ее на «скорой» на лечение.
В стационаре приступ снимали, и у Наташки начиналась светлая полоса жизни. Ведь в отделении дети домашние, им родители передачи приносят, а для голодного интернатского ребенка еда – это главное! Да ещё вне стен детдома!
Наташа явно была ребенком пьющих родителей.
Это было «написано» на ее лице.
А по фигуре Наташа напоминала гориллу.
Вся измазанная зелёнкой, с расчесанными болячками на коже, в одних колготках, с чёлкой, явно остриженной в больнице или детдоме, Наташа производила весьма неблагоприятное или даже ужасающее впечатление.
Говорила она громко, с хрипотцой, а смеялась… Короче копия актера Леонова в фильме «Джентльмены удачи», когда он в камере говорит – «пасть порву, моргалы выколю». Только девочка…
Конечно, свирепела Наташа, если только её разозлить. А разозлить ее было не сложно: не поделись передачей или скажи ей что-нибудь типа «детдомовская» и у Наташи глаза кровью наливаются. И ударить, и толкнуть могла, и за волосы оттаскать.
Зато относись к Наташе хорошо, уважительно, угощай почаще, и Наташа будет смеяться радушно громко, а без того маленькие глазки на ее лице превратятся в малюсенькие щелочки.
Медсестры Наташу знали и понимали, что спящего зверя лучше не будить. Поэтому это был единственный ребенок в отделении, которому позволяли спать днём, когда все дети даже сидеть на своих кроватках не могли. И не спать ночью. Ночью Наташа ходила на «дело».
Если чувствовала, что где-то едят, но без нее, тут же навостряла лыжи.
А где могли есть после отбоя?
Конечно, медперсонал в столовой.
И Наташа, грохоча тапками по длинному больничному коридору, с гулом, издаваемым хриплыми бронхами, мчалась