Надей «на зимнюю дорожку», охотники уселись за стол. На дворе день уже давно закончился – было морозно и темно, а в доме же уютно, шумно, накурено. Пир, как и всегда, продолжался до полуночи. Все знали, что в пять утра вставать, но уют, гостеприимство, хорошая закуска и отменная хлебная самогонка, уже не раз проверенная «в деле», не оставляли сомнений, что уже через пять часов, встав, умывшись холодной водой или растеревшись снегом, позавтракав картошечкой с капустным рассолом или просто кислым молоком, запив все чаем со зверобоем, они будут в полной готовности к предстоящему нелегкому дню. Так было и в этот раз: заполночь Надя убрала со стола, а из второй половины уже доносился храп и сопение спящих мужиков-охотников. Николай всегда спал на печке. Надя это знала и не позволяла занять это место на ночь каким-нибудь даже именитым гостям: будь то генералы или банкиры, с которыми иногда Николай приезжал на хутор отдохнуть и поохотиться, или будь то кто-то из «своих», пытавшихся втихаря разместиться у плетенок с луком и грибами на теплых кирпичах. С первого дня знакомства, а прошло уже не менее десяти лет, Николай всегда спал на печке. Для этого Надя ничего специально не готовила, только сдвигала в сторону сушившиеся лучины для растопки печи или сушащееся пророщенное зерно, стелила старый кожух32, поверх которого стелила чистую подстилку—дерюгу, ну и чистую подушку. Она знала, что Николай всегда уходил отдыхать чуть раньше остальных, но и вставал он почти всегда вместе с ней в любое время года. Так было и в этот раз. Убирая посуду, Надя слышала его дыхание, ровное и спокойное, сквозь не задвинутую им занавеску были видны босые ступни ног. Как всегда, он забыл поставить сушить свою обувь, и Надя, вздохнув, взяла резиновые сапоги, вытянула стельки и поставила обувь в углубление печи, где хранились лучинки для растопки…
Утром, быстренько позавтракав, собравшись еще затемно, охотники выехали к окладу.
…Немного задремавшая под лучами восходящего солнца лосиха встрепенулась. Лицо человека, стоявшего в проеме окна, хорошо сохранилось в подсознании дикого зверя. Это был он. Хоть прошло уже довольно много времени с тех пор, она вспомнила этого человека. Вспомнила ту страшную зиму, волков. Она вспомнила, как уходил, оглядываясь, этот человек, оставляя ее и израненного лося, когда ей казалось, что все уже кончено. Когда своим телом она закрывала лося, некогда могучего, самого сильного и самого красивого своего друга. Когда он лежал в снегу и не мог уже подняться, весь изодранный и израненный волками, обессиленный от потери крови, от холода. Когда человек поднял ружье, она не знала, что делать. Она готова была защищать лося ценой своей жизни, она готова была напасть, броситься и на человека, ради него, лося. Но человек тихо ушел, а лось лежал и не хотел вставать. Тогда она подошла к нему, уткнулась своими губами в его шею. Он посмотрел на нее снизу-вверх – его большие