забившись в потайные углы, шахты, комнаты, пока их там не вычислят и не «отстрелят» контролеры и с матом не выгонят, якобы, на работу. И так до обеда. Построившись, по пять человек в шеренге, осужденные проходят шмон – и в столовую. После обеда – в сектор, и опять спать. Лишь немногие уходят в спортгородок или занимаются другими делами. А в последнее время в целях экономии администрация стала выключать рубильник подачи электричества в сектор на весь день, вот и приходилось закатываться в вату от безделья. Оттого и грузнели, жирели мужики. Каша шла «на пользу». На пользу всем: администрации, так как жирный мужик – тихий мужик, блатным: сытый мужик – щедрый мужик, больше уделяет в общее35, самим мужикам: одолевала лень, и неохота было ни рамсить, ни двигаться, ни искать пропитание, ни играть «на интерес36». Так тихо и незаметно для себя самого мужик «исправлялся», одуревал и тупел, даже не замечая этого.
Николай на завтрак и ужин не ходил. Приспособился утром обходиться крепким кофе с конфетой, а вечером – молоком, положенным ему по диетпитанию. Две перенесенные после ранений операции, другие хвори, сопровождающие всех профессиональных охотников: радикулит, артрит, язва, бронхит, а главное, отсутствие свободы, привели к ухудшению здоровья и назначению группы инвалидности. И, как ни странно, это обстоятельство позволяло получить в зоне некоторые льготы, преимущества и даже привилегии. Можно было иметь второе одеяло, можно не ходить на работу. А главное – пенсия. Хоть и высчитывали больше половины от начисляемой суммы за содержание, но оставшихся денег хватало на сигареты, чай, даже на сладости. Грева из дома почти не было. Взрослый сын никак не мог встать на ноги, чтоб «греть» отца в зоне, родные брат и сестра даже не писали; наверное, со вздохом облегчения посчитав срок в двадцать лет неподъемным для Николая, а может, и по какой другой причине. Приходилось рассчитывать только на себя самого и на Господа Бога.
Николай редко обращался к Богу с просьбами. Но не просил он у Господа благ для себя лично. Просил, когда до глубины души окутывало желание пообщаться с Господом, не оставлять своим вниманием и своей добротой своих родных – бывшую жену, детей, внуков. Только об этом были его просьбы, да изредка просил для себя лично мудрости и выдержки-спокойствия в сложившейся ситуации. Прощения за грех убийства не просил. Не пришло еще время, наверное, да и не мог он еще остыть от тех двух роковых выстрелов по людям. «А по людям ли?» – думал он, и, зная, что думает неправильно, не решался просить Бога прощения для самого себя. Но в мыслях был уверен, что ему повезло, и он стал прозревать в этом мире. Начал понимать, что есть Истина и понимать направление, как Ее постичь, как Ее познать, а может быть, и увидеть свет этой Истины. Истина – это Господь Бог, Создатель этого мира, и Его Слово, а свет – это любовь, понял он для себя. Именно для себя хранил и развивал он это свое открытие. Он и так