может быть, даже в компании с Лилиан, кто знает…
Я чувствую, что мои рассуждения безумны, однако я дал слово описать себя таким, каким я был и есть. Под этим кровом лжи и похоти я тонул в трясине разврата.
Перед ланчем у меня состоялась продолжительная беседа с Лилиан, и я назвал её планы утопичными. Что скажут папа и мама? Она не смогла ответить, или точнее, как мне показалось, не отважилась. Сказала только, что я явно устал от неё, раз написал, что она внушает мне отвращение.
Я притянул Лилиан к себе и нахлопал по ушкам. Она смеялась и мурлыкала, как делала всегда, когда я дрался с ней; оливковая кожа её щек покраснела под ударами моей любящей ладони, но девушка была счастлива. Я нежно её расцеловал и сказал, что она глупышка. Она не внушает мне отвращения физического. В постели она самое очаровательное существо, о котором только может мечтать мужчина, но как женщина, пытающаяся преуспеть в жизни, она представляется мне напрочь лишенной здравого смысла.
Казалось, она была этим удовлетворена, и мы пошли к столу. День прошел так, как проходили в Сони все дни. Папа спорил с мамой, потом шумно возился с Лилиан, она нежно ласкала его, а я целовал её по укромным уголкам всякий раз, когда нам удавалось остаться наедине.
В разговоре было упомянуто имя Рауля, и я услышал, что он получил повестку и должен к ноябрю прибыть в расположение полка с тем, чтобы отслужить срок воинской повинности как гражданин Франции. Максимумом считалось три года, однако ему, сыну вдовы, полагалось провести под трехцветным флагом всего лишь год. Г-н Арвель объяснил, что это и есть одна из причин, почему он до сих пор не женат на своей любовнице. Когда мальчик закончит двенадцатимесячную военную подготовку, он намерен повести Адель под венец.
Мать души не чаяла в Рауле и за ужином стала открыто выспрашивать мое мнение по одному весьма деликатному вопросу.
Парень неплохо зарабатывал на торговле вином в Лондоне, и руководители фирмы очень его за это любили. Они были крайне огорчены, когда узнали, что в течение целого года окажутся лишенными его услуг и невозмутимо посоветовали Раулю остаться в Англии и сделаться дезертиром. Лилиан и Адель явно воспринимали это как нечто само собой разумеющееся.
К моему величайшему удивлению хозяин дома не принимал участия в нашей дискуссии. Лицо его не выражало никаких эмоций, и я видел, что он совершенно безразличен к тому, будет ли сын его любовницы и брат дочери, к которой, как я интуитивно чувствовал, он пылает страстью, опозорен на всю оставшуюся жизнь или нет. У женщин же своего мнения по данному вопросу пока определенно не было.
Осознавая, что на моих глазах неизбежно и безвозвратно гибнет будущее интеллигентного молодого человека, я возмутился и, хотя мне никогда не приходилось с ним встречаться, заговорил резко и возбужденно, делая упор на то, что непростительной глупостью будет позволить ему стать на всю жизнь изгоем и поставить на себя клеймо трусливого симулянта из-за какого-то года епитимьи в синем мундире и красных брюках.
Повторение