хмурый мальчик вышел следом. Вот и средний сын, не в папу, никакой медвежести, это точно! Ольгин портрет – лицо тонкое, глаза немного навыкате, задумчивые. Прозывается Александром. Вроде бы у него со здоровьем неважно: и по этой причине, а не только из-за городской тесноты, семья поселилась на даче.
– Константин Алексеич! – Саша всегда обращался по имени-отчеству, даже когда совсем маленьким был… – Вы обещали объяснить мне как перспективу строить. Не забудете?
Оля говорила, что сын учится в «художке», но часто болеет и много пропускает. Да и учат там неважно: зависит, какой попадется преподаватель… А они, почему-то, все время меняются.
– Что ты, что ты, я помню, – Константин улыбнулся подростку, – завтра и приступим!
Тот покачался с пятки на носок, посмотрел на свои стоптанные кеды, потом глянул куда-то в чистое солнечное небо, с которого к вечеру полностью дезертировали все мелкие облачка, и задумчиво удалился в дом. А Костя, ведомый радостными косолапыми близнецами, направился к флигелю, где любил останавливаться, когда приезжал один.
Тяжелая дверь, отпертая накануне усердной хозяйкой – «с осени не заходили, могла просесть» – легко отворилась, и вся компания вошла во флигель.
Помещение было бесхитростно уютным и тем особенно привлекательным для утомленного сложностями Кости. Гость аккуратно повесил куртку на медный крючочек, положил этюдник на железную, под шерстяным пледом, «панцирную» кровать и присел за маленький стол, накрытый белоснежной скатертью. В центре крахмальной композиции топорщился букет махровых нарциссов, сооруженный заботливой хозяйкой. Свежий запах подчеркивал чистоту ткани, пустоту нежилого помещения. Простая стеклянная ваза хранила зеленые стебли, с трудом удерживая упругие кружева ярких и нежных цветов. Тени, рефлексы, блики… Столько белого – а на самом деле не белого, а разных цветов! Ах, как бы сейчас это все – да на холст. Он любил писать так, экспромтом, ведь пройдет этот миг – все рассеется.
Конечно, работать ему бы не дали. Затеявшие сражение близняшки были выпровожены любящим отцом: «Ну-ка, охламоны, слетайте до мамки, пусть нам закусочки сообразит, мы с дядей Костей посидим спокойно!»
– Или ты, может, отобедать хочешь? – запоздало осведомился друг детства, – тогда в дом пошли!
– Ни-ни! Отобедал уже, спасибо. Ты же знаешь, я рано встаю, и обедаю рано… лучше посидим за рюмочкой. Мне этот ваш флигель ужасно нравится. Запах у него особенный, да и тихо тут, устал я от шума.
– Тут, вроде как, кухарка жила, в прошлые века-то! – напомнил Михаил. – Так вот, напротив, через тропинку, была дверь в бывшую кухню дома, для удобства. Мы ее заделали. Зачем два входа? Теперь все сиренью заросло напрочь.
– Ой, только не убирай сирень, она такая разлапистая! – умоляюще протянул Костя.
– Вот и я смотрю – бутоны аж до земли. Точно… как лапы, но цвести не скоро будет… при таких-то холодах.
Константин,