хозяйственная!
Друг закатил глаза, вспоминая Ксенины пироги, рассольники и гуляши. Барик, устроившийся было надолго вздремнуть на теплом пледе, сменил позу и принялся усердно намываться. Может, хотел ближе познакомиться с Ксенией и заманивал ее в гости?
– Короче, наш Костик парень не промах, богатырь и удалец – он еще и женится, на ком-нибудь… из них! – Мишка бодро подвел итог, ловко уклоняясь от ревнивого подзатыльника супруги. Никакая женщина не потерпит, если в ее присутствии расхваливают достоинства других особ.
Миха подмигнул и наконец-то откашлялся, притворно прикрывшись ладонями:
– Вот я и говорю, ядрен пион, – прорвемся. Я вам сейчас анекдот расскажу…
– Тебе точно уже, хватит! – Оля отняла почти опустошенную бутылку, села напротив и налила себе в чистую рюмку.
– Давай, Костя! За твое счастье, чтобы ты его, наконец, разглядел!
Константин выпил, не вполне поняв, что и где именно он должен разглядеть. И это как раз была его четвертая, дозволяемая гуманным доктором, рюмка.
Оля, действительно, сильно изменилась с тех пор, когда пугливой девчушкой выходила замуж за Мишку Шишкина. Стерся образ робкого олененка, теперь это была статная, с мягким взглядом темных глаз, теплыми губами и полноватым телом предводительница стаи. Оленька расцвела особенной, бархатной материнской красотой. О скрипке она не вспоминала, а вот стихи иногда читала перед сном, как иные читают молитву, едва шевеля губами. Притворявшийся спящим супруг не слышал или не подавал виду, что слышит ее бормотания. Для него стихи были абсолютно нелогичны, бестолковы и лишены поэтому смысла. Костя в этом друга поддерживал: напишут не понятно о чем, а ты восхищайся! А Оля под них засыпала, как под плеск воды, шум леса или стук колес, снимая с души то ли тяжесть недавних хлопот, то ли легкость далеких воспоминаний. Это были навсегда заученные строчки, пожалуй, еще со школы: Пастернак, Ахматова, Блок… Ей было совсем не важно, о чем они.
Миша стихов никогда не учил и от двойки по литературе его спасали победы в очередной математической олимпиаде. Интересно, но состояние жены он, как видно, понимал – никогда не тревожил ее в такие моменты… Сложные и простые строки, сцепленные таинством рифм и созвучий, уносили Олю в нейтральные, свободные от домашних вахт и штормов воды, помогали нужное вспомнить, а ненужное забыть. Умение выйти – быть где-то «вне» – для всех одинаково целебно. Что открывает створки – Поэзия? Музыка? Живопись? Математика? Не все ли равно… Люди отворяют разные двери, но попадают в одно и то же место, в вымышленный мир творца. Мир этот создается для личного пользования, в нем создатель правит так, как хочет, видит то, что не видят другие… но сотни, тысячи подобных и созвучных ему душ спешат туда и каждому там хорошо и никому не тесно.
Миша, встав из-за стола, сделал прощальный жест обеими руками:
– Раз уж все съели и допили – бай, френд, не скучай!
Затем супруги покинули бывшее