Інтэрвенцыя «Адраджэнне». Некоторые особенности противоборства власти и оппозиции в Беларуси
занятие по белорусскому языку к нам, ученикам, пришла в класс учительница па беларускай мове и вся в слезах сказала: «Урокаў па беларускай мове не будзе». И мы, десятилетние минские школьники, белорусы и белоруски, закричали: «Уррр-а-а-а!» Так, не начавшись, закончилась для меня эта наука – беларуская мова.
Затем белорусская литература в школе была, а беларускай мовы не было. В техникуме белорусский язык был для студентов из провинции и сельской местности Беларуси. Учительница спрашивала их, давала им домашние задания. А мы, минчане, только присутствовали на её уроках, и нам заданий она никаких не давала. За семестр просто ставила нам зачёт в зачётку.
Только прибыв в Америку второй раз в 2003 году и начав в Нью-Йорке подучивать свой школьный английский на курсах, подумал, что чужой язык учу, а свой не знаю, и стал постепенно подбираться к беларускай мове. Было мне около 55 лет. Может, чуть меньше, когда стал учить свой язык.
Моим первым учителем белорусского языка был молодой парень – программист из Минска, который проектировал по моей идее сайт-архив Зенона Позняка. Зенон Станиславович – один из лидеров белорусской оппозиции, который прибыл в Штаты весной 1996 года и которому здесь, в Бруклине, я предложил создать виртуальный архив – задумка была озвучена на онлайн-конференции, организованной американской Беларускай службай «Радыё Свабода» (РС). Так по-белорусски называется Белорусская служба «Радио Свобода».
Встречи с Зеноном Позняком (по-белорусски его имя Зянон Пазьняк) я искал для того, чтобы помочь ему. Ведь я не только был читателем и слушателем американского «Радыё Свабода», а до того служил в Минске старшим научным сотрудником (с. н. с.) Белорусского национального технического университета (БНТУ). То есть по научной должности я являлся коллегой Зенона Станиславовича. Только он был с. н. с. – в Институте истории Национальной академии наук Беларуси, а я с 1981 года был ведущим конструктором в Физико-техническом институте Национальной академии наук, а затем научным и старшим научным сотрудником БНТУ. Это БПИ, в который я поступал перед армией.
Вот это моё отношение к науке и умение думать по-своему вели меня к Зенону Станиславовичу с целью помочь в его трудном бел-чырвона-белом / бело-красно-белом оппозиционном деле.
И вновь армия. Ноябрь 1972 года. Меня единственного из 170 белорусов, призванных в Беларуси, привезли из Минска в Тбилиси, в данную воинскую часть, куда почти сразу доставили двух грузин-новобранцев. Переодели нас в старую форму, и мы две недели, пока не прибыл наш призыв, чистили картошку. Но не только этим на кухне втроём занимались. А ещё учили грузинский и русский языки. Лексо владел русским, а Тимур почти не понимал его. В коридоре казармы висел плакат с текстом воинской присяги на русском языке. Я – Тимуру: «Прочитай вслух». Читает. «О чём прочитал, Тимур?» – «Не знаю». В общем, Тимур учил русский в грузинской школе, как мы иностранный – прочитать могли,