перевёл на русский её профессию массажист Петер Бах.
Огромный близорукий сорокалетний холостяк, циник и мачо вышучивал на работе всех и вся. Ежеутренне он препирался с фрау Шварц по самым различным поводам. Без этих словесных разминок не начинался ни один рабочий день.
Специалистом Петер был классным. Именно поэтому тётя Соня терпела дурной нрав Баха и его чёрный юмор. Благо, шутил массажист только по-русски. Это избавляло немецкоязычных пациентов от паники по поводу таких перлов, как: «Будем лечить, или пусть живёт?», «Иных уж нет, других долечим», «Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается», «Массажист – это мужчина, который получает деньги за то, за что другой получил бы по морде».
Сегодня Бах был особенно не в духе. Больничные кассы задерживали выплату, а его финансы уже громко пели романсы. Вместо традиционного: «Гутен таг, если он, конечно, будет таковым, в чём лично я очень сомневаюсь», Петер прохрипел загробным голосом: «Что-то у меня со зрением плохо – денег не вижу!».
– Носорог тоже плохо видит, но при его весе – это уже не его проблемы, – философски заметила тётя Соня.
– Хорошо же начинается рабочий денёчек, – вздохнул Бах, протирая стёкла своих очков.
– Съешь с утра живую жабу и ничего худшего в этот день с тобой уже не случится.
Иглотерапевт Нюра уже рыдала от смеха за ширмой, разделявшей отсеки помещения.
– Умоляю вас, прекратите, у меня сейчас швы послеоперационные разойдутся!
– Молчи, штрейкбрехерша, когда рабочий класс свои кровные у мироедов выколачивает, – гаркнул массажист в сторону ширмы, продолжая перепалку. – Так когда на моём жироконто жир появится, фрау работодательница?
– Петька, не раздражай источник финансирования, – пробасила та, – пациенты вон уже сползаются. Олюшка, обрати внимание на господина в джинсовой кепке: холост, при деньгах, имеется собственная похоронная фирма, ищет жену-славянку.
– Детка, послушай дядю Петера, – вклинился Бах. – У этого ветерана Сталинградской битвы давно закончился срок годности. Так что сиделка со специальным образованием ему действительно нужна.
– Ша, медуза! – рявкнула тётя Соня в сторону Баха и, растянув губы в приветливой улыбке, поприветствовала входящего мужчину. – Доброе утро, господин Фриш! Как вы себя чувствуете?
– Уже лучше, – прохрипел «завидный жених» нижними регистрами глотки.
Ольга бросилась за фанго-компрессом. Укладывая его на спину пациенту, механически зафиксировала дряблую кожу в веснушках, которые Петер именовал трупными пятнами, противную висячую бородавку на шее и отросшую седину окрашенных в чёрный цвет волос.
Вошёл Бах и, растирая руки пахнущим камфарой кремом, пропел, имитируя бас Шаляпина:
Пусть хромой и пусть горбатый,
Но на еврики богатый.
Прыснув от смеха, девушка помчалась к следующему пациенту. День выдался беспокойный.
В обеденный