плюнул Михаил и отошёл от дочери, начисто забыв, что собирался оттаскать её за чёрную косу, не со зла, а так, для порядку. – Другого жениха подыщем, нечего чужие объедки подбирать.
– Не хочу другого, за Митьку хочу! – зарыдала Наташа с новой силой.
– Так хочешь или не хочешь? – разозлился отец, и без того взвинченный. – Чтоб тебе провалиться! За кого скажу, за того и пойдёшь! А теперь баста, заворачивай слёзы, и чтобы тихо тут было.
Наташа, послушно задавливая рыдания, зашлась в икоте. Анна топталась рядом, утирала дочке лицо ветхим полотенцем и с опаской оглядывалась на мужа, силясь рассмотреть в потёмках его лицо: злится или не злится?
– Мама, убью, – шептала Наташа и плакала уже беззвучно.
– Кого убьёшь, дочка? – шёпотом спросила Анна.
– Её убью. Нюрку. Предательница! Убью её. А Митьку не трону. Люблю его.
– Господь с тобой, дочка, – ужаснулась мать, перекрестила её в темноте и перекрестилась сама. – Батя вон брата родного в тюрьму посадить хочет, а ты и вовсе убивство задумала. Господь с вами!
– А ну, цыц! – прикрикнул Михаил. – Раскудахтались, сущий курятник.
К ночи думы о вероломном брате и такой же вероломной племяннице, о вороватом сыне, о свадьбе, которая может не состояться, на время отодвинулись. Михаил ворочал в голове мысль о дряхлом засыхающем тополе, растущем в лесу недалеко за посёлком. Тополь, заскорузлый от старости, с каждым годом всё ниже кренился над лесной речушкой, сбегающей по расщелине между сопками, такой узкой, что солнце туда почти не заглядывало. Распиленное на чурбаки дерево придётся втаскивать на крутой склон, зато потом тропинка почти всё время вела вниз до самого посёлка. Вот и замыслил Михаил спилить на дрова этот тополь, пока та же мысль не пришла к кому-нибудь из соседей или тем паче к Ваське. Вспомнив о брате, Михаил сердито заёрзал на табурете, привлекая настороженное внимание жены. «Сдам паскуду, – вновь подумал он с ожесточённым наслаждением. – С утра возьму Петьку, свалю тополь, а потом схожу в милицию. Шороху бы там навести, что сына без меня наказали, так ведь не сунешься: власть! Раньше под Советской властью ходили – была милиция советской, а теперь власть колчаковская, и милиция тоже колчаковская, а люди всё те же, работают, как ни в чём не бывало».
Утром Михаил разбудил сына, и, пока тот зябко топтался во дворе, пошёл в сарай за инструментами. Топора на месте не было. Михаил обыскал весь сарай, даже в курятнике пошарил, всполошив спящих на насесте кур, осмотрел и баню – нет топора! Удивился, забрал пилу, вышел во двор и рыкнул на сына:
– Куда топор дел, шельмец?
– Я не брал, батя! – вытаращил нагловатые глаза Петька. – Вот те крест, не брал.
– А если выдеру?
– Да не брал я, батя! На кой ляд он мне сдался?
– Смотри у меня, паршивец, – пригрозил отец.
Анна в коровнике доила коров, тоже топора не видела.
Так и пошли в лес без топора: впереди