не по-людски, пропади оно пропадом».
Михаил понёс родным «коммунякам» целый мешок, и Анна тихонько перекрестила его спину.
Скоро он вернулся, вынес из подпола самогон, из кладовки – ещё какой-то куль, и снова ушёл к Василию.
Вернулся он оттуда только к вечеру и хмельной, мимоходом погладил дочь по голове и тяжело оплыл на табурете. На костлявых коленях двигались шишковатые пальцы рук, опутанных жилами, чёрная с редкой проседью борода легла на грудь, тёмные веки притушили пламя молдавских очей.
– Нюрка-то как? – осторожно спросила Анна, метнув взгляд на дочь.
Михаил встрепенулся, ответил:
– Отлежится, чего ей сделается. Мёрзнет только да сильно кашляет. Завтра сходи к ним, Лушка просила.
И, повысив голос, сообщил:
– Митька у них был.
Голова дочери дёрнулась.
– Пускай себе, ничего, – сипло произнесла Наталья, а сама так и льнула к горячей печке. Концы её губ съехали вниз, чёрные брови изломались подозрительно знакомыми домиками, а рука то и дело слепо шарила под левой грудью.
– Простила, значит? Ну, будет, будет тебе, не плачь… С такой красотой, чай, в девках не засидишься. В Александровске тебя сосватаю, королевной будешь ходить! Васька-то с Лушкой поначалу не знали, куда рожи девать. А Митька-то, паскуда, как меня увидал – еле ноги унес. Аж бушлат в гостях забыл, чтоб ему пусто было!
Михаил невесело рассмеялся, смех тут же оборвал и вздохнул. Анна принесла стёганое одеяло, заботливо укутала дочь, тихонько нашёптывая слова утешения.
– Малой-то где? – привычно спросил Михаил.
– Не жнаю, – так же привычно ответила Анна.
– С три короба шельмец наболтал. Коммуняк-то казнить не будут. В Александровск повезли, Пантелея и Ваньку Серого. Сроду бы на них не подумал.
Отец снова застыл, только пальцы шевелились на коленях. Потом задумчиво произнёс:
– Беда…
– Беда, – глухо поддакнула жена. – Андрейка у Лушки помрёт, наверное.
– Уже не помрёт, – отозвался Михаил. – С Петькой нашим беда. Драть его надо, а как драть, уж не знаю.
СТО ЛЕТ НА ЁЛКЕ
Любит Антошка попить чайку. Большинство сотрудников в лесничестве предпочитают кофе, а Антошке, кроме чаю, никаких кофеёв не надо. Встанет к батарее, обопрётся спиной о подоконник – батарея греет, из окна свежо – чай пьёт. Рядом работает на компьютере Светлана Васильевна, тётенька за тридцать. Антошка, прижмурив рыжие ресницы, громко сёрбает из большой кружки вкусный несладкий чай, шумно вздыхает от удовольствия, ожигается и выдыхает горячий, как у Змея Горыныча, воздух. Некрасивое, круглое, сплошь покрытое веснушками лицо так и лучится, как солнышко, которое шлёт в окошко щедрые сентябрьские лучи и играет золотом в рыжих волосах парня. В рот попадают крупные чаинки, жевать их неинтересно, и Антошка отплёвывается. Светлана Васильевна тут же поднимает голову:
– Опять на стол плюнул?! Пошёл вон отсюда!
Антошка