и как вчера. Не матери же о любви рассказывать, вдруг та ругаться будет! Нюра слушала сестрины откровения и широко раскрывала голубые глаза с розоватыми веками в светлых ресницах. В детстве Наташа завидовала светлым волосам и глазам, хотела себе такие же, но отец как-то раз за обедом всмотрелся в лицо дочери и довольным тоном произнёс: «В меня попёрла, шельма! Ишь, глазища-то так и жгут! Красивая дочка у нас уродилась, а, Анют? А то на чертёнка была похожа! Смотри у меня, а то высеку!» «За что, батя?» – изумилась в испуге Наташа, судорожно роясь в памяти, чего такого могла наделать за полдня. «Знаю, за что, – улыбнулся отец, и улыбка его была доброй. – За то, что красивая шибко, не то, что сестрица твоя любимая. Она супротив тебя, что мышь, не видно её». Наталья, хоть и мечтала втайне о светлых волосах сестры, всё же любила смотреться в мамино зеркальце. Нравились ей тонкие чёрные брови, маленький прямой нос и чуть выпяченные яркие губы. После отцовского замечания Наталье о Нюркиной тоненькой косе больше не мечталось, но всё же хотелось бы иметь такую же белую кожу вместо своей, смуглой и гладкой, с едва уловимым синеватым отливом.
Топорище скользило в запотевшей ладони, Наташа переложила топор в другую руку и вытерла ладонь об юбку. Вспомнила с досадой, как маялась от нетерпения, потому что никак не могла зазвать Нюрку в сарайчик, чтобы выплеснуть чувства к Митьке хоть словами. Нюра в сарайчик не шла, ускользала, а Наташа со своей любовью ни о чём больше не думала, а надо было – с чего это сестрица словно избегает её? Два дня назад вечером сёстры, улучив немного времени между делами, болтали около забора, а тут и Митька коров гонит с пастбища, где уже зеленела молоденькая трава. Красив Митька – высокий, длиннорукий, скуластый, улыбчивый, у Натальи аж дух зашёлся, и невеста, порозовев, опустила глаза. Любимый поздоровался. Наташа подняла голову и вдруг увидела, что Митька смотрит на Нюрку, а Нюрка на него… Лицо сестрицы так и светилось розовым, а губы приоткрылись. Наталья, испугавшись чего-то, снова взглянула на Митьку, но тот уже отвернулся и погнал коров дальше. И тут он оглянулся… Его взгляд, брошенный в Нюркину сторону, остался в памяти болезненным ожогом. «Нюр», – окликнула Наташа севшим голосом. Та вздрогнула, взглянула на неё, ещё больше покраснела и опустила голову. «Нюр, ты чего?» – требовательно спросила Наташа, удивившись собственному хриплому, напряжённому голосу. Нюрка на миг вскинула мокрые от слёз глаза, резко отвернулась, так, что сильно мотнулась тонкая коса, и, закрыв лицо руками, убежала. «Нюра, как же это, а?» – прошептала Наталья одереневевшими губами. Ноги подкосились, пришлось даже за штакетник ухватиться, чтобы не упасть.
Прячась от сестры за выступающими углами заборов и с ненавистью глядя ей вслед, Наташа всё пыталась представить, как с размаху воткнёт в спину топор, и будто натыкалась на глухую, серую, непробиваемую стену. Зато перед глазами отчётливо маячило Нюркино лицо,