знает, когда не надо вмешиваться, и за это я её ценю.
Ниа поворачивается к Лирику:
– У нас на обед спагетти. Много. Если хочешь, пойдём. Или тебе домой надо?
– Ну-у, – он раскачивается на пятках, – мама сегодня вечером занята. Я могу заняться подливкой.
Мама Лирика работает допоздна. Когда она вообще работает. Когда мамы нет дома, семейство Ниа следит, чтобы ему было где поесть и поспать.
– Мне надо быть дома до темноты, – добавляет он.
– Ты знаешь, что есть больше шестисот видов пасты? – спрашивает Ниа.
Лирик поворачивается ко мне, подняв брови. Я пожимаю плечами. Пусть сам выкручивается.
– Не знал. Перечисли все, пожалуйста.
Они уходят. Лирик оглядывается.
– Завтра в торговом центре, помнишь?
Я совсем забыл. Больше всего мне хочется спрятаться в доме, но Лирик давно просил пойти с ним посмотреть инструменты.
– Ага, ладно.
– Отлично. И про Зака поговорим, – кричит он.
Они пересекают заросшую лужайку и скрываются за высокими дубами, растущими вдоль улицы.
С неба капает, но я стою на тротуаре, пока моя промокшая рубашка не прилипает к телу. Бросив последний взгляд на притихший дом Зака, я заставляю себя идти. Мимо снова проезжает полицейская машина. Надо было патрулировать, когда Зак пропал, а не теперь, думаю я сердито.
Останавливаюсь у покосившегося почтового ящика. Если бы был конкурс на самый запущенный дом в квартале, мой бы стал победителем. Грязно-белый, чёрные ставни болтаются. После смерти мамы мы с сестрой наплевали на всё. Маме бы это не понравилось, но без неё дом не дом.
Та самая женщина из фургона замирает, увидев меня на дорожке. Глубоко вздохнув, я подхожу. Она отбрасывает длинную светлую косу за плечо и спускается по ступенькам. Лицо у неё от жары красное, такого же цвета, как рубашка, заправленная в тёмные джинсы. Одета она небрежно, но вид у неё деловой. Под мышкой папка и большое пятно от пота.
– Ты здесь живёшь? – спрашивает она.
– Ну да…
– А где твои родители?
Я стискиваю зубы.
– Нет у меня родителей. Отец ушёл давно. У него новая жена и новые дети. Новая жизнь. А мама умерла.
Женщина сощуривается.
– Так ты один живёшь? Без взрослых?
– Со старшей сестрой, – поспешно говорю я. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы она сообщила в опеку, что здесь живёт ребёнок без присмотра. – Она в школе или на работе. Придёт позже.
– Хорошо… – Женщина заглядывает в папку. – Мне надо поговорить с кем-то взрослым об оплате.
Я молчу. Я явно не взрослый и не знаю, что ответить. Может быть, она сейчас уйдёт, и мы с Викторией сами решим, что делать.
Женщина вздыхает.
– Послушай, я не должна этого делать, но сегодня пятница, я хочу попасть домой и сдать отчёт за неделю. – Она вытаскивает из папки бумаги и подаёт мне. – Это ваш счёт.
Я читаю, вытаращив глаза. Тысяча восемьсот пятьдесят четыре доллара – мы уже столько задолжали? Когда мамины сбережения кончились, у нас появились трудности