глазами до мельчайших подробностей. Подгоняемый воспоминаниями, он дошёл до Дворца наказного атамана и остановился. Ему было хорошо знакомо это небольшое с красивым фасадом здание. Над парадным входом висело красное знамя, а под ажурным козырьком стоял часовой в старенькой шинели с прожжённой полою, но в ослепительно начищенных ботинках с обмотками. Весеннее солнце яркой искоркой играло на потёртом кончике воронёного штыка.
***
Лавр подошёл и молча протянул мандат. Часовой, шевеля губами, внимательно прочитал его и, откашлявшись, произнёс: – На второй этаж, третья дверь справа. Председатель ревкома товарищ Полуян там будут.
Войдя в просторный, не потерявший прошлого великолепия холл, Ермаков внимательно огляделся. Повсюду сновали люди в военной форме, с оружием и бумагами. Из кабинетов постоянно выходили и заходили люди.
– Ты меня подводами обеспечь! На чём я людей на работы вывозить буду? – разносился по коридору громкий голос. Он издали заглянул в распахнутую настежь дверь. Коренастый мужчина, в зелёных, подшитых кожей галифе и кожаной куртке, весь перетянутый ремнями, расхаживал по кабинету, цепляясь за мебель ножнами шашки: – Подвод пятнадцать как минимум надо! – убеждал он человека в защитном френче и тонких металлических очках, который страдальчески потирал виски: – Будут подводы, товарищ Резниченко, Сейчас, обожди немного, выпишу тебе наряд.
Не дожидаясь окончания разговора, Лавр направился дальше, но услышав диалог, доносившийся из соседнего кабинета, невольно приостановился. Высокая девушка в синем платье и красной кумачовой косынке, резко рубила ладонью воздух: – Вы поймите, товарищ, кружку эсперантистов44 необходимо просторное помещение, а не конура, которую вы предлагаете! Наркомпрос45 и лично товарищ Луначарский46 придают этому огромное значение!
– У товарища Луначарского есть более важные задачи, – отвечал невидимый собеседник, – ликвидация безграмотности и беспризорность, вот над чем надо работать в первую очередь! А вы, товарищ Ершова, со своим эсперанто!
Девушка сорвалась на фальцет: – Как вы, ответственный работник, собираетесь делать мировую революцию, не обучив пролетариат и трудовое крестьянство международному языку! Ответьте мне прямо! Как коммунист – комсомольцу!
Ермаков вздохнул. Больше не отвлекаясь на доносившиеся отовсюду крики, он поднялся на второй этаж и остановился перед высокой дубовой дверью с приклеенной бумажной табличкой, на которой каллиграфическим подчерком было написано: «Председатель Кубчероблревкома товарищ Полуян Ян Васильевич».
Взявшись за резную медную ручку, Лавр замешкался: «Как к нему обращаться? Должность – язык сломаешь!».
Пока он напряженно думал, дверь неожиданно открылась, и с озабоченным видом, держа в руках коленкоровую папку с латунными уголками, из кабинета выбежал молодой парень, тоже в кожаном реглане, только галифе у него были не зелёные, а красные.
– Входите! – сидевший в глубине просторного кабинета человек приглашающе махнул рукой.
«В