все равно не унять, бьется о ребра заполошной птицей, причиняя боль. И дышать трудно. Хоть и прокручивала эту встречу в голове сотни раз, мечтая о ней и страшась одновременно.
– Я все думал, – произнес он так, словно мы и не расставались на целую вечность. Словно бы прервали разговор ненадолго, а теперь продолжаем: – когда еще смогу тебя увидеть.
Лжец. Он отпил глоток чая и посмотрел на меня поверх своей чашки. Я мило улыбнулась. Нет, все-таки изменился. Больше темного в нем.
– Терпеть не могу чабрец, – спокойно произнес.
– Знаю, – ответила я.
– Это мелочность или ты ждала не меня? – он улыбался все шире. И все больше эта улыбка походила на оскал.
Тебя. Всегда. Каждый гребаный день, каждую ночь. Каждый рассвет и каждый закат. Иногда очень, отчаянно, до слез. А иногда просто с легкой грустью. Я ненавижу тебя. Я люблю тебя. Да ты и сам все это знаешь.
– Я ждала чернокнижника. Злодея. Мага, поработившего сознание оборотня. И надо же, пришел ты, – я говорила спокойно, легко улыбаясь.
– Брось, – он тоже улыбался, в черных глазах плясали чертики. – Список моих злодеяний гораздо больше.
– Вряд ли он больше твоего самомнения, – отмахнулась я.
Он снова сделал глоток чая и отставил чашку. Разложил доску и медленно стал расставлять фигуры на доске.
– Язва, – произнес с удовольствием.
– Кое-что не меняется даже с годами, – фыркнула я.
– Ты права, ты все так же красива, – взгляд вприщур, изучающий.
Но надеюсь, уже не так глупа, с грустью подумала я.
– Спасибо. Ты тоже не изменился. Разве что стал еще наглее. Или я просто позабыла.
Он жестом предложил мне сделать первый ход. Я не задумываясь передвинула фигуру. Е2—Е4. Классика. Раньше мы часто играли. Вот такими же вечерами, сидели при свечах на улице. Играли, пили вино и целовались. А потом он убил моего друга, напомнила я себе. Оборотня. Вырвал сердце, напился крови и провел жуткий обряд на кровавую луну. Я помешала ему заполучить практически безграничное могущество, но убить его самого так и не смогла. Даже когда он спал рядом, совсем беззащитный. Даже когда понял, кто смешал все его карты, и попытался убить меня. Теперь и не верится в собственную глупость.
Мы молча играли, и каждый думал о чем-то своем. Интересно, он вспоминает обо мне в эту минуту? О нас? Его вообще одолевают воспоминания? Хоть когда-нибудь? Или в черной душе такого не водится?
Я подливала чай. Он время от времени бросал на меня испытующие взгляды.
– Так куда ты дела моего волчонка? – спросил как будто безразлично, но взгляд из ласкового уже стал колючим.
Я смотрела на доску, но макушкой чувствовала этот его взгляд. Вся подобралась и приготовилась. Его рука скользнула к моему плечу. Все силы ушли на то, чтобы не дернуться. Он потянул ворот свитера вниз, обнажая ключицу. Там начиналась тонкая полоска шрама, уходящего по кривой к солнечному сплетению. Единственное украшение, что осталось мне от него.
– Почему