крепкий, в высокой шапке, отороченной мехом, в темном золотистом полушалке. Сидит, упершись рукой в колено, ровнехонько, на том самом бревне, с которого и сдуло нашего солдата. Смотрит ласково, внимательно, точно согревает теплым светом своих медово-карих глаз.
«Это ты, мил-человек, конечно, прав! – заговорил после паузы солдат. – Староват я. Да и ты не молод! Но ведь подошел же ты ко мне, не отвернулся! Сердце свое доброе послушал, погибнуть мне не дал. Теплом сердечным да заботой душевной меня спас!
Немало я пожил, но ни разу не встречал, чтобы людям без тепла искреннего сердечного счастливо жилось! Не хватает его нынче людям. Остывают сердца человеческие. Многое у людей есть, а без огонька в сердце ничто не впрок. Что ни дай, всем недовольны. Непростая задача – жизнь по-человечески прожить.
А коли пожалеешь человека, не глядя ни на чин, ни на достаток, поддержишь по-братски да порадуешь маленько… Тут же огонек в сердце возвращается! А вместе со светлой радостью и благодарность появляется. А там, того гляди, и память о Боге придет! Тут уж человек и вовсе преобразится. Радостный человек, да с Божьим огоньком в сердце, со всеми невзгодами справится.
В том и ответ: сердцем живым, горящим, другие сердца отогреть можно. Вот я о чем!»
Старец, задумавшись, глядел в темное зимнее небо. А солдат не мог оторвать взгляда от него. И серебро пушистой бороды, и теплые, лучащиеся тонкими морщинками глаза – все в его образе было такое близкое, такое родное… Неужели он? Неужели сам святитель Николай? Не может быть… Это просто кажется… Или все же может? Рождество ведь скоро!
Задрожало, заволновалось сердце от радостной догадки, как в далеком детстве. Охватило его, точно мальчишку, такое волнительно-торжественное ощущение настоящего чуда, что захотелось и плакать, и смеяться одновременно. Вот-вот слезы из глаз покатятся.
Сдернул солдат шапку со своей седой головы и поклонился своему спасителю.
– Спасибо тебе, Божий человек! Избавил ты меня от лютой смерти! А, выслушав, еще и от горького отчаяния! Чем и отблагодарить-то тебя, не знаю. Разве что пойдем ко мне в дом, печку затопим, чаю попьем. Больше у меня и нет ничего. Еще больше прошу, скажи мне, как звать тебя? Точно знаю, что знакомы мы с тобой. Только припомнить не могу, все сомневаюсь. Служили вместе или встречались где?
– А ты не сомневайся, брат! И служили, и встречались… – отвечает старичок, а сам улыбается теплой своей, светлой улыбкой. Глаза чистые, глубокие. А во взгляде этих чудесных глаз радость, необычайная Божественная радость. Смотришь – улыбка на губах сама, как цветок под солнышком, расцветает. И сердце начинает биться чаще и чаще! Точно, отсчитывая минуты, наполняется радостью долгожданного праздника.
– Нечего мне больше, братец, желать. Беседа с тобой, честная да искренняя, для меня лучший подарок! – сказал старец и поднялся во весь рост, встрепенулся, заторопился. – Вот что скажу я тебе. Некогда нам рассиживаться. Дела не только меня, но и тебя поджидают. Поспешать нужно!
– Куда же, мил человек? – удивился старый солдат. – Ночь на дворе!
Только